Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

Конспективный стиль характеризует записи середины 1960-х – середины 1970-х гг., когда Брежнев был политически активен и относительно здоров. Конспектам Брежнева свойственна синхронность в прямом смысле: несмотря на наличие секретарей и стенографистов, генсек зачастую создавал собственной рукой обширные тексты, буквально записывая слова своего собеседника от первого лица в формате конспекта (здесь зачастую присутствует разделение на пункты, ключевые предложения, резюме), но, как правило, без собственной оценки. На логичный вопрос, зачем он это делал, можно предположить, что такого рода конспекты служили Брежневу не столько для памяти, сколько как специфический способ усвоения и анализа информации. Вероятно, в этом заключалась его «политическая кухня»: в процессе собственноручной записи происходило осмысление записанного, так ему было комфортней.

Тем не менее в записях присутствуют также следы брежневской рефлексии. Зачастую это рефлексия «первого уровня» – она ограничена кругом личного, непосредственного общения Брежнева, а также каждодневными практическими делами: он, как правило, не рассуждает об отвлеченных вещах, это для него тяжелая работа. Не случайно 16 марта 1973 г. Брежнев с подкупающей искренностью зафиксировал в своем «дневнике»: «…много сложного – приходится думать и сидеть»[57]. Но встречаются и исключения. Так, 6 октября 1972 г. Брежнев пишет на даче в Завидове: «Как бы Указ – о евреях не отменять, а де фактом не применять»[58]. В этой косноязычной записи заключена блестящая брежневская идея, с помощью которой, как он надеялся, ему удастся решить конфликт с США, возникший вокруг вопроса свободы эмиграции из СССР еврейского населения в связи с принятием указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 августа 1972 г., согласно которому евреи, выезжавшие из СССР на постоянное жительство за границу, должны были возместить государству затраты на их обучение, так называемый еврейский налог[59].

«Как бы Указ – о евреях не отменять…» Запись Л.И. Брежнева

6 октября 1972

[РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 983. Л. 38]

Львиную долю среди брежневских записей составляют пометки в стиле «держу руку на пульсе», иногда напоминающие жанр любимой брежневской новостной программы советского телевидения – программы «Время». Они объединены одной общей темой «как живет страна» и сопровождаются, особенно в последние годы жизни Брежнева, рутинными рефренами «настроение у народа хорошее» и «все хорошо». Кроме того, к этим же записям относится большой кадровый «пасьянс», постоянно раскладывавшийся генсеком. Рабочие записи Брежнева – это в первую очередь сотни фамилий представителей партийно-советской элиты высшего и среднего эшелонов СССР и социалистических стран, его кадровой опоры и «гвардии».

Что касается записей типа «памяток», носящих сугубо личный характер, то их количество стремительно нарастает ближе к концу жизни Брежнева. Записи второй половины 1970-х – начала 1980-х свидетельствуют о постепенном затухании его интереса к политическим и экономическим вопросам, зато именно в записях о здоровье, деньгах, наградах, подарках, лекарствах и т. п. наиболее ярко вырисовывается личность стареющего Брежнева, открываются его интимные черты. Одна из таких записей 1977 г. вообще напоминает хайку, особенно учитывая брежневскую манеру записи в столбик:

«Лодка – на воде —

Обед – лес – после грома туман

У Миши Федорова – дочь выходила замуж»[60].

Записки политрука

Первый вывод, который, с нашей точки зрения позволяет сделать анализ стилистики и языка брежневских записей, заключается в том, что Брежнев до конца своей жизни оставался по своей сути политическим работником, перед нами записи бывшего политрука, которого не научили иначе писать, а зачастую и мыслить. Когда дело доходит до официоза, ему всегда проще сказать штампом, применить идеологическое клише, чем что-то «придумывать». Причем необходимо подчеркнуть – пишущий Брежнев – это именно политрук, созревший плод советской бюрократии и идеологии, а не романтический «комиссар в пыльном шлеме» из песни Булата Окуджавы. Именно в армии Брежнев окончательно сложился как личность, которая предстает на страницах его рабочих записей.

Второй вывод может прозвучать парадоксально. Брежневские записи – это записи человека, который себя прекрасно знал и трезво оценивал свой уровень, свой потенциал, свои способности, свои слабости, но в то же время и свои сильные стороны. Эти тексты ориентированы полностью вовнутрь, в них нет «красивостей», нет самолюбования, Брежнев не «козыряет», не пытается никому пустить пыль в глаза, здесь нет даже тени попытки преднамеренного нарочитого конструирования текста. Иными словами, в записях нет ничего искусственно привнесенного – даже вышеупомянутые шаблоны советского новояза – это действительное отражение его личности. Брежнев честен с собой. Этот вывод крайне важен для интерпретации брежневских записей, им можно верить.

Казалось бы, этот вывод о «честности» противоречит пресловутому брежневскому тщеславию, которое в первую очередь выражалось в любви к лести, к разного рода наградам и награждениям. Действительно, в записях «позднего Брежнева» читатель найдет целый букет выдающихся образчиков гипертрофированного честолюбия генсека. Например, 10 мая 1978 г. он с глубочайшим удовлетворением констатировал: «Долгих[61] [рассказывал] о поездке в Испанию – Куньял[62] передавал горячие приветы – при упоминании моего имени – все встают. Хотят издать на своем языке [мою] книжку – “Малая Земля”»[63].

«Долгих о поездке в Испанию…» Запись Л.И. Брежнева

10 мая 1978

[РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 987. Л. 9 об.]

Но здесь важно понять, почему Брежнев принимает все эти вещи за чистую монету, без тени иронии. Еще в свою бытность председателем Президиума Верховного Совета СССР Брежнев любил повторять советским журналистам: «Поскромнее, поскромнее, я не лидер, я не вождь»[64], а уже будучи генсеком, призывал своих референтов поменьше цитировать в его речах Маркса, так как «никто не поверит, что Брежнев читал Маркса»[65]. Но во второй половине 1970-х гг. Брежнев очевидно решил для себя, что по совокупности сделанного он сравнялся со своими предшественниками, стал «трижды коммунистом»[66], а посему достоин максимального почета и уважения. Как заявил генеральный секретарь на встрече с однополчанами 9 мая 1976 г., после присвоения ему маршальского звания, он до маршала «дослужился». В этом «дослужился» ключ к пониманию брежневского тщеславия. Недаром он с таким удовольствием записал слова начальника отдела наград Президиума Верховного Совета СССР А.Н. Копенкина: «10 Мая 1976 г. Вручение большой маршальской Звезды. Говорил с тов. Копенкиным А.Н. – он сказал: голос офицера слышал, голос генерала слышал – а теперь рад, что слышу голос маршала»[67].

«Вручение большой маршальской Звезды…» Запись Л.И. Брежнева