Строгановы - Андрей Левонович Шляхов

Иначе вам не сдобровать!»…

Недолго битва продолжалась;

Улан отчаянно играл;

Над стариком судьба смеялась —

И жребий выпал… час настал…

В 1843 году Григорий Александрович окончил Пажеский корпус, элитное учебное заведение, изначально готовившее пажей для императорского двора, а впоследствии – кадровых лейб-гвардейских офицеров. «Корпус сей есть совокупно таковое воинское установление, где благородное юношество чрез воспитание приуготовляется к воинской службе строгим повиновением, совершенною подчиненностью и непринужденным, но добровольным выполнением должностей своих, – говорилось в уставе, введенном в действие в октябре 1802 года, при реформировании корпуса. – Будущее счастие и слава сих молодых дворян зависит от упомянутых обстоятельств». Согласно принятым в 1829 году правилам, просить императора о зачислении малолетних сыновей в пажи могли лица первых четырех классов, а с 1837 года – первых трех. Также это право предоставлялось титулованным дворянам и потомственным дворянам знатных родов, чьи предки во время переписи XVI–XVII веков были занесены в списки, называемые «столбцами» (столбовым дворянам). Впрочем, для особо отличившихся родителей император мог сделать исключение…

Сергей Соловьев, не испытывавший никакого пиетета ни к Пажескому корпусу, ни к семейству Александра Григорьевича Строганова, дал Григорию следующую характеристику: «Очень похожий на мать, не имел в себе ничего строгановского: живой, болтун, шумиха, крепко пуст, с кадетским образованием, красив, строен, но глаза ужасные, свинцовые, большие».

Службу свою Григорий Александрович начал корнетом Конной гвардии. В 1852 году, уже в капитанском чине, он был назначен адъютантом военного министра и председателя Государственного совета генерала от кавалерии князя Александра Чернышева. В 1855 году, в качестве командира батальона Второго Малороссийского казачьего полка, Григорий Строганов принимал участие в Крымской войне. Впоследствии в чине шталмейстера он занимал должность вице-президента Конюшенной конторы, ведавшей расходами государственных (т. н. «ассигнованных») конских заводов. Служба была почетной, придворной, но ничего особенного собой не представляла. В последние десять лет своей жизни – с 1869 по 1878 год – Григорий Александрович состоял попечителем при светлейшем князе Георгии Максимилиановиче Романовском, шестом герцоге Лейхтенбергском. В 1870 году граф Строганов получил чин тайного советника, соответствовавший по классу имевшемуся у него чину шталмейстера… Вот, собственно, и вся карьера – никакого сравнения с послужным списком отца или дяди Сергея Георгиевича. Вдобавок должность попечителя при Георгии Максимилиановиче была чистейшей синекурой, поскольку официально тот приходился Григорию Александровичу пасынком, а если верить ходившим в обществе слухам, то сыном. Председатель Русского исторического общества Александр Половцов высказывался о Георгии Максимилиановиче следующим образом: «Он был дураком в полном смысле слова и притом набитый чванством, лишенным всякого основания, но исходящим более всего из преследующей его мысли, что, как всем известно, он – сын Григория Строганова».

На акварельном портрете работы придворного художника Владимира Гау изображен красавец-офицер, подполковник (три звездочки на эполетах) и адъютант (аксельбанты). Высокий лоб, прямой нос, волевой подбородок, усы вразлет, на груди – орден Святой Анны третьей степени…[84] Герой, истинный герой! Разве можно в такого не влюбиться? Вот и великая княжна Мария Николаевна не устояла перед чарами…

Старшая дочь императора Николая Первого вообще была увлекающейся натурой. В канун своего восемнадцатилетия она познакомилась с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским, внуком императрицы Жозефины де Богарне, первой жены Наполеона Бонапарта, и влюбилась настолько, что решила выйти за него замуж. И что удивительно – Николай Первый разрешил, хотя подобный брак императорской дочери не сулил дому Романовых никаких дипломатических выгод. Но Мария Николаевна была любимицей отца, на которого походила не только внешностью, но и характером. Вполне возможно, что поначалу отец был против, но дочь настояла на своем, и в июле 1839 года влюбленные обвенчались в Большой домовой церкви Спаса Нерукотворного Зимнего дворца, а затем их брак благословил католический священник, так как жених был и остался католиком. Не обошлось и без скандала – торжество не почтили своим присутствием родственники жениха и представители родственных Романовым европейских домов.

Полковник Фридрих Гагерн, входивший в свиту племянника Николая Первого голландского принца Александра Оранского, пишет в дневнике своего путешествия по России: «Он[85] заметил: “Ваш принц поздно приехал, ему следовало бы приехать к бракосочетанию великой княгини Марии. Государю очень неприятно, что к этому торжеству не явился ни один из принцев родственных домов; он это поставил бы очень высоко также и потому, что этот брак находил оппозицию в самой России и не нравился иностранным дворам”. Я отвечал: “Принц Александр не мог бы уехать от свадьбы своего брата, которая была одновременно со свадьбой герцога Лейхтенбергского”. В подобном же роде после говорили со мной совершенно откровенно другие придворные лица, например князь Николай Долгорукий».

Николай Первый пожаловал Максимилиану титул Его Императорского Высочества, а потомкам Максимилиана и Марии Николаевны даровал титул и фамилию князей Романовских. Для проживания супружеской четы предназначался построенный к 1845 году на Исаакиевской площади Мариинский дворец. Другой дворец, превосходивший Мариинский своим великолепием, был возведен в петергофской мызе Сергиевка. «Дворец великой княгини Марии Николаевны был поистине волшебным замком благодаря щедрости императора Николая к своей любимой дочери и вкусу самой великой княгини, сумевшей подчинить богатство и роскошь, которыми она была окружена, разнообразию своего художественного воображения…» – пишет о Мариинском дворце в своих воспоминаниях фрейлина Анна Федоровна Тютчева, дочь знаменитого поэта. Казалось, что впереди супругов ждет безоблачная и счастливая жизнь в любви и богатстве, но далеко не всё, что кажется, имеет обыкновение сбываться…

Читаем Тютчеву дальше. «Это была, несомненно, богатая и щедро одаренная натура, соединявшая с поразительной красотой тонкий ум, приветливый характер и превосходное сердце, – пишет она о Марии Николаевне, – но ей недоставало возвышенных идеалов, духовных и умственных интересов. К несчастью, она была выдана замуж в возрасте семнадцати лет за принца Лейхтенбергского, сына Евгения Богарнэ, красивого малого, кутилу и игрока, который, чтобы пользоваться большей свободой в собственном разврате, постарался деморализовать свою молодую жену. В общественной среде петербургского высшего света, где господствуют и законодательствуют исключительно тщеславие, легкомыслие и стремление к удовольствиям, деморализация нетрудное дело. В этом мире, столь наивно развращенном, что его нельзя даже назвать порочным, среди жизни на поверхности, жизни для внешности, нравственное чувство притупляется, понятия добра и зла стираются, и вы встречаетесь в этих сферах со своеобразным явлением людей, которые, при всех внешних признаках самой утонченной цивилизации, в отношении кодекса морали имеют самые примитивные представления дикарей. К числу таковых принадлежала и великая княгиня… Ум великой княгини был живой и веселый, она умела вести беседу и явно старалась напускной простотой и фамильярностью заставить своих собеседников чувствовать себя свободно. Но на