Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

А вот священник злился на себя. Потому что понимал: плыть-то придется. Рано или поздно. А совсем скоро наступит пора хураканов. И тогда шанс погибнуть в море вырастет в несколько раз. Но, даже понимая это, он не мог заставить себя выйти в море. А на острове не нашлось никого, кто мог его к этому принудить. Лишь на шестой день Морту решился плыть на Лиамуигу и то лишь потому, что до нее было совсем недалеко. Малую часть дня гребли по легкой воде всё равно были неприятны, но немного успокоили его на фоне прошлых ужасов. Поэтому на Суалигу ара направили каноэ без задержек со стороны их временного господина.

И вот приближался последний остров. Край портойского мира. Вообще, край ВСЕГО мира – не считать же краем безводный и безжизненный Инкультерий. «Зачем? Зачем владыка послал меня сюда? Что плохого я сделал ему? Вредный мстительный старикашка!» – стонал про себя Морту и старательно гнал мысль о том, что ему еще предстоит путь обратно.

– Мы входим в гавань, господин! – опять со своей издевательской улыбкой сообщил тот же ара. Морту заставил себя открыть глаза и сесть: в этом отвратительном Багуа есть только одно удовольствие – видеть приближение земли.

Берег возле Аквилонума – местного портойского поселения – нельзя назвать настоящей гаванью: всего лишь пологий полукруг чистого песка без опасных камней и скал у берега. В нескольких шагах от линии прилива на песке лежали около десяти каноэ. Лежали тремя группами, что неудивительно, ведь в Аквилонуме жили три семьи портойев. Дальше вверх по пологому склону стояли усадьбы и лачуги слуг. Негусто после архитектурного богатства Рефигии Ультимы. Но это земля! А любая земля – настоящее счастье!

Каноэ вгрызлось в берег, два ара быстро выпрыгнули и потащили его прочь от воды. Прочь от воды! Морту перевалился через борт и какое-то время просто лежал на песке. Но от Аквилонии уже шли встречающие. Встав и отряхнув все три юбки, благостный спешно принял достойную позу. Встретили его трое, Морту знал только одного – грузного плечистого Валера Протита, который словно нацеливался на него своим длинным прямым носом и буравил карими глазами. Здесь же оказались и двое глав остальных семей, которые сами назвали себя. Таргей Той-Мехено, лысый, несмотря на свои 40 лет, был дальним родичем большого клана Мехено с Вададли, но совершенно непохожим на этих чернявых широконосых нелюдимых земледельцев. Мотогути Петроцидум выглядел сущей развалиной: глаза почти скрывались под нависшими мохнатыми бровями, полусогнутое тело практически висело на посохе.

Главы первым делом проводили Морту к кресту на площади Аквилонии.

– Вы хорошо содержите место Креста, – важно кивнул священник. – Здесь и соберемся на вечернюю молитву. Расскажите мне, были ли у вас свадьбы с момента последнего приезда одного из нас?

– Мой четвертый сын впервые женился, – ответил старший из Протитов, и, невероятно, но взгляд на его суровом лице потеплел. – Только вот его пока нет на острове.

– А умершие в твоей семье есть? – поинтересовался Морту. Улыбка главы стала каменной, а потом медленно сползла с лица Валера. Он пристально посмотрел на предзакатное море и коротко бросил:

– Нет, – и двинулся к усадьбе собирать семью.

…Закат был прекрасен. Солнце подкрашивало редкие облачка лиловым цветом, а море – золотым. Крест отбрасывал могучую тень – место выглядело прекрасно. На площади собрались более шестидесяти портойев – от мала до велика – и с десяток слуг-ара – тех, кто был крещен.

– Благословенные сестры и братья во Кресте, – начал вечернюю молитву Морту. – Давайте возблагодарим всемилостивого ЙаЙа и милосердного Исуса за благодать жизни! За тот мир, что они даровали нам здесь, на Прекрасных островах! Амен, ЙаЙа, створившему мир!

– Амен, ЙаЙа! – нестройно провозгласили аквилонумцы.

– Амен, ЙаЙа, одолевшему Мабойю и погрузившему его в пучину морскую!

– Амен, ЙаЙа! – уже дружнее прозвучало в ответ.

– Амен, ЙаЙа, пославшему в мир своего сына Исуса ради спасения наших…

– Каноэ! – вдруг рассек воздух чей-то вопль, и Морту физически ощутил напряжение, которое переполняло этих людей. Как будто молния прошлась по скамеечкам подле Креста. Некоторые вскочили с мест – в основном это были Протиты – и начали вглядываться в море. Увлеченный общим волнением священник обернулся и действительно заметил в расцвеченных водах Багуа черный силуэт лодки. Волны стремительно несли ее к острову.

– Благостный Морту, мы продолжим молитву несколько позже, – безапелляционно извинился старший Протит и первым направился к берегу. За ним потек людской ручеек, и вскоре возле Креста не осталось никого кроме нескольких робких ара. Морту возмутился было столь вопиющим пренебрежением к ритуалу, но любопытство пересилило, и он поспешил за всеми.

Священник приблизился к толпе, когда каноэ уже боролось с бурунами в зоне прибоя. Старший Протит стоял, скрестив крепкие руки на груди.

– Вытащите каноэ, – не глядя, скомандовал он, и несколько портойев и слуг побежали в воду, пытаясь поймать скачущую по волнам лодку. Солнце опустилось за горизонт, когда ее, наконец, вытащили на песок. Из каноэ выскочил косматый юноша и прямиком устремился к Валеру. Тот положил руки ему на плечи и, пристально глядя в глаза юноше, коротко бросил:

– Ну?

– Да, отец! – просиял парень. – Я нашел ее!

И Протит стиснул в объятьях вернувшегося сына. К этому времени из каноэ вылезли еще пять человек. Морту разглядел двух портойев младше первого и троих дикарей. Валер тоже их рассмотрел и спросил с тревогой:

– А что с Пуаблием?

– Он жив, отец! – поспешил успокоить его юноша. – В дороге он получил серьезную рану. Поэтому пока остался. Там.

– Что ж, прекрасно! Семья, идем домой! Таргей, Мотогути, – обратился Валер к главам остальных семей. – Я приглашаю вас в мой дом. Этот разговор будет интересен и для вас.

Тут он заметил Морту, стоявшего с разинутым ртом, и слегка наклонил голову в почтительном поклоне:

– Прошу вас также прийти к нашему костру, благостный. В моем доме вы найдете сытный ужин и удобный ночлег.

Двор Протитов был забит людьми. Хотя звали лишь глав Той-Мехено и Петроцидумов, внутрь усадьбы правдами и неправдами пробрались многие мужчины из этих семей. Только сан священника позволил Морту пробиться в этой толчее и занять место в первом ряду. У