Варварины сказки - Иеромонах Тихон (Невидимов)

её вперёд по ковру из мха, мягкому, как перинка.

По дороге Наташа училась первым превращениям: волшебство здесь было не в палочке, а в сердце - добром и вере, что искрилась, как звезда в ладони.

У Первой Речки - Живой, что пела песни на языке русалок, с водами, сверкавшими, как чешуя дракона, - Наташа увидела лягушонка, застрявшего в тине, чёрной, как яд ведьмы.

- Помоги мне, - квакнул он, глаза его, зелёные, как изумруды, полны отчаяния, а тельце дрожит от холода. - Я потерял свой прыжок: Змейка-ведьма наложила заклятье!

Наташа сложила ладошки и прошептала:

- Господи, дай силы!

И вдруг ноги её стали пружинистыми, как у кузнечика, а плащ превратился в крылья феникса - золотые, сияющие.

Она прыгнула через речку, схватила лягушонка - тёплого, мокрого, - и вернула ему цвет: яркий, как трава после дождя, с искрами света, что разогнали чёрную тину.

- Ура! - заквакал Лягушонок-Прыгун, и в голосе его зазвенела радость, эхом отозвавшись в сердце Наташи, заставив её улыбнуться сквозь слёзы.

- Теперь я твой друг! Превращение - это когда делишься добром, и оно возвращается сторицей, как эхо молитвы.

Наташа засмеялась, чувствуя, как лёгкость разливается по венам, а страх отступает, как тень от солнца.

За Первой Речкой ждала Вторая - Шепчущая, где вода рассказывала сказки о принцах и драконах, а берега были усыпаны жемчугом русалочьих слёз.

Здесь Наташа увидела птицу без крыльев - Серую Птичку, сидевшую на ветке и плакавшую; перья её были тусклыми, как пепел.

- Мои перья поблёкли, - чирикнула она, и слёзы её падали - серебряные, холодные, - на землю, где вырастали шипы терновника. - Колдун Тенегрив сжёг их чёрным пламенем.

Наташа заплакала вместе с ней:

- Бедненькая… - прошептала она, и сердце её разрывалось от жалости, такой знакомой, как тоска по чуду. - Я тебя обниму.

Она тихо помолилась:

- Господи, наполни нас Твоим светом, как наполнил Ты ангелов крыльями.

И вот - чудо! Руки Наташи покрылись оранжевыми перьями - пушистыми, как закат над рекой, - и она взмахнула ими, взлетая!

Ветер подхватил её, мягкий, ласковый. Наташа подлетела к Птичке, поцеловала её в дрожащий клювик - и перья той засияли, как оранжевый топаз, а шипы растаяли, словно дым.

- Спасибо! - пропела Птичка, и её крылья трепетали от счастья, эхом откликаясь в груди Наташи. - Теперь я - Оранжевая Певица! Лети со мной!

Они кружились над лесом, и Наташа видела внизу хрустальные замки, где принцы в серебряных доспехах с мечами-крестами бдели над сном фей, и стада единорогов, чьи рога сияли радугами после бури.

Третья Речка - Игривая - бурлила пеной, как молоко в котле ведьмы, но с блёстками, словно чешуя доброго дракона.

Там ждал Енот-Хитрец, запутавшийся в чёрных корнях.

- Я хотел украсть орехи для пира гномов, - хныкал он, полосатая мордочка сморщилась от боли, - но теперь боюсь Тенегрива. Он шепчет: «Ты плохой, крадёшь свет».

Наташа присела рядом:

- Нет, ты хороший! Просто поделись орехами с друзьями - как Бог делится манной.

Она помолилась:

- Господи, научи нас прощать, как Ты прощаешь грешников.

И вдруг хвостик её стал полосатым, как у енота, а глаза засияли хитрым светом - тёплым, жёлтым, словно сапфир.

Наташа аккуратно разобрала корни, как клубок ниток из старинного гобелена, и Енот засиял - ярко, солнечно, смеясь звонко и радостно.

- Ха-ха! - расхохотался он, и смех его разогнал последние тени. - Превращение - это когда зло тает от доброты, как лёд под солнцем. Идём вместе!

Теперь у Наташи была команда: Зайчик с крылышками, Лягушонок-Прыгун, Оранжевая Певица и Енот-Хитрец.

Они пели:

«Мы ищем цвета, несём свет!

Добро побеждает, как Бог велит!»

Песня эхом разносилась по лесу, трогая сердца - и феи вылетали из укрытий, хлопая крылышками в такт.

Четвёртая Речка - Тихая - текла медленно, как сон ангела, отражая днём звёзды.

Здесь Наташа нашла цветок, что не цвёл - Розу-Храбрицу, лепестки её были увядшими, как сердце в плену у ведьмы.

- Я боюсь расцвести, - шептала Роза, голос её дрожал. - Вдруг ведьма Змейка сорвёт меня для своего зелья?

Наташа обняла её:

- Цвети для радости! Бог создал тебя прекрасной, как райский сад.

Она помолилась - и вдруг сама стала зелёной бабочкой, с крыльями-лепестками, усыпанными изумрудами.

Порхая над цветком, она осыпала его пыльцой - сладкой и целительной, - и Роза расцвела синим, как аквамарин, источая аромат, что разогнал тьму.

- Спасибо, - прошептала Роза, и лепестки её трепетали от благодарности, заставляя сердце Наташи биться в унисон. - Ты - сестра моя.

Пятая Речка - Смешливая - булькала, как смех гномов в пещере сокровищ, с пеной, искрящейся, словно алмазы. Здесь пряталась рыбка без чешуи - Золотая Рыбка; чешуйки её поблёкли от заклятья колдуна.

- Я стыжусь, - вздохнула она, хвостик дрожал от печали. - Не сверкаю, как прежде...

Наташа нырнула в воду - и чешуйки её сами стали цвета индиго, глубокого, как ночной аметист. Она поцеловала рыбку, и та вновь засияла - синим светом, с искрами, что осветили всю речку.

- Ты - сокровище! - прошептала Наташа, чувствуя, как радость рыбки - лёгкая, как пузырёк воздуха, - поднимает её на поверхность.

Шестая Речка - Поющая - подарила фиолетовый цвет голосу Наташи, и она запела гимн: «Слава Богу за чудеса!» Голос её эхом разнёсся по долинам, тронул даже камни - и те кивали, будто старцы в храме.

Седьмая Речка - Мудрая - была последней. Воды её были, как зеркало, отражающее судьбы.

- Ты готова к Тёмной Пещере? - спросила она голосом глубоким, как удар колокола. - Там ждут тебя Тенегрив, Змейка и Волк - зло втроём.

Наташа кивнула, но сердце стучало - бум-бум, словно барабан перед битвой.

- Друзья, я боюсь... - прошептала она, и горячие слёзы скатились по щекам. - Волка, колдуна, ведьму...

Зайчик обнял её лапками:

- Зло побеждается не кулаками, а любовью. Помни: внутри нас - Любовь - Жизнь Мира.

Команда кивнула, и в их глазах - в отражении веры - Наташа увидела себя: маленькую, но сияющую.

Тёмная Пещера зияла чёрной пастью, как голодный дракон. Стены её были из базальта, усыпанного паутиной теней, а воздух - тяжёлым, пропитанным запахом серы и злобы.

В глубине выл Теневой Волк:

- Гр-р-р! Я съем ваши цвета! Вы все серые, ничтожные!

Он был огромен: шерсть