Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

– Ничего! – бодро воскликнул юный предводитель. – Зато на пресной воде сэкономим.

Лишь к самому вечеру непогода прекратилась, солнце начало проглядывать сквозь облака, что позволило выровнять курс. В это время младшие братья уже заменили Валетея и Опенью. Старший Протит то и дело вставал на носу, уподобившись Уальчалю в своем волнении. На закате и на рассвете лучше всего видно далекие земли.

Но не сегодня.

Горизонт был удручающе пустынен – Валетей не смог скрыть разочарования. Путники гребли до наступления полной темноты. Лишь, когда стало совершенно невозможно ориентироваться, путники уложили весла вдоль бортов.

– За ночь нас может сильно снести течением. – озабоченно прошептал Опенья.

– Попробуем якорь, – пожал плечами Протит. Его младшие братья достали с самого дна каноэ камень, обмотанный канатом. Уперевшись обеими ногами в борт, Пуаблий начал потихоньку спускать его вниз. Веревка была не менее семидесяти локтей в длину, но якорь так и не достиг дна.

– Ну ничего, – пожал плечами Опенья. – Даже так якорь будет немного сдерживать нас.

Мореходы начали укладываться на ночь. Они еще были мокрыми после дождя, поэтому плотно прижались друг к другу и укрылись накидками.

– Опенья, как ты думаешь, много ли мы проплыли за день? – толкнул юноша в бок старого ара.

– Неведомо, – полусонно ответил Опенья. – Я бы сказал, что миль шестьдесят. Но мы плыли против течения, так что на самом деле – гораздо меньше. А сейчас нас сносит обратно.

Ранним утром Валетей раскрыл глаза и тут же вскочил. Каноэ торчало из воды под углом, приподняв корму. Видимо, за ночь лодку снесло на достаточно мелкое место, и якорь зацепился за что-то на дне. Осторожно, стараясь не перевернуть каноэ, портойи попробовали вытянуть камень, но тот не поддавался. В конце концов им просто пришлось перерезать веревку.

– Ничего, – улыбнулся Валетей. – Зато за ночь нас мало отнесло назад.

– Но следующей ночью у нас не будет якоря, – проворчал Пуаблий.

– Кто знает, может быть, следующую ночь мы проведем уже на твердой земле! – нарочито бодро ответил предводитель. – А чтобы так и случилось, давайте-ка приналяжем на весла!

И они приналегли. С утра их тела закоченели, и работать было очень тяжело. Мальчишки снова оказались в первой паре, но они были совсем без сил. Пуаблий и Уальчаль сменили их еще до обеда. Только солнце хорошенечко всех прогрело, как задул сильный ветер. По счастью, он был попутным, и скорость каноэ немного выросла.

А потом случилось то, чего никто не ожидал. Клавдей, уже хорошенько отдохнувший на корме, решил порыбачить. Размотав несколько крючков на недлинной бечеве, он насадил на них маленькие кусочки вяленого мяса и закинул в воду.

– Это не побережье, – криво усмехнулся Пуаблий. – Так далеко в Багуа рыбы мало: дна нет, водорослей нет.

Но Клавдею повезло: уже через полхоры* на мясо нацелился выплывший из глубин угорь. Клавдия такая добыча не устроила – в угре мяса на одного не хватит. Юноша взял запасное весло и начал им тыкать по маленькому хищнику, чтобы отпугнуть его. Глупая рыба не пугалась, Клавдей вошел в такой азарт, что не заметил опасность справа. Черная огромная тень стремительно росла у другого борта. Она приближалась так быстро, словно каноэ стояло на одном месте. Уальчаль увидел ее первым и испуганно завопил. Вторым опасность почувствовал угорь и стремительной лентой умчался в сторону. А уже через мгновение огромный тибурон, проплыв под каноэ, заглотил сразу три крючка. Руку Клавдия, к которой была примотана снасть, дернуло с невероятной силой, но парень чудом остался в лодке, так как первой не выдержала бечева.

Тибурон же взбесился от боли, которую причинили ему костяные крючки, и аж подпрыгнул в воде. Валетей побледнел: морская тварь была вдвое больше каноэ. Таких огромных рыбин ему еще не доводилось видеть. По заостренной морде и усеянной зубами пасти Протит опознал в ней мако. Этот тибурон по кровожадности не уступал другим своим собратьям, но отличался примитивной упертостью. Почувствовав боль, мако развернулся и устремился прямо на одинокую лодочку. Всей своей массой он ударил под нос каноэ, которое подпрыгнуло на волне. По правому борту все смогли уцепиться за что-то, а вот Пуаблий пропустил момент удара, и его вместе с веслом выбросило в воду на три локтя.

– Лови! – заорал Валетей и кинул ему свой кусок бальсы, который по совету отца всегда держал под рукой. Однако его двоюродный брат проигнорировал спасительный дар. Он держался в воде вертикально и глядел во все стороны, пытаясь угадать, откуда атакует тибурон.

– Вон он! – заорал Опенья показывая пальцем вперед по курсу каноэ. Пуаблий резко развернулся. Голодный мако уже заходил на атаку, пасть его была распахнута, а многорядье зубов вылезло наружу. Портой ухитрился упереться руками на голову хищника сверху и пропустить его сбоку. Челюсти жадно клацали воздух, Пуаблий шипел от боли в ладонях, содранных в кровь. Пока мако не развернулся на второй заход, он начал судорожно грести к каноэ.

Спутники тянули к нему свои руки, так что никто не заметил второго тибурона, поменьше. Этот маленький прихвостень здоровенного мако, возможно, в другой ситуации и не стал бы нападать на человека. Но по воде уже начала растекаться кровь, и это свело рыбину с ума. Пуаблия уже начали вытягивать в лодку, когда тибурон вцепился ему в ногу. Портой заорал от боли. Валетей отпустил руку своего кузена, схватил единственное имевшееся в каноэ копье и с силой метнул его прямо в бок озверевшей рыбины. Малый тибурон извернулся от боли, выпустил добычу, и в тот же миг Пуаблия втянули на каноэ. Нога его ниже колена была прокушена основательно, местами лохмотьями свисала кожа. Ладони он сточил о грубую шкуру мако, и они серьезно кровоточили. Но сам чудом спасшийся портой истерично смеялся. Его слегка трясло, и он никак не мог остановить свой смех.

– Смотрите, – шепотом произнес Уальчаль, указывая на море, которое рассекали уже три хищных плавника.

– Это ничего, – успокоил всех Опенья. – Они сейчас будут пожирать младшего собрата, им не до нас. Но надо быстрее уплывать – тут вся вода пропахла кровью.

Младшие братья, ара и кори взялись за весла, а Валетей занялся раной родича. Тот уже не смеялся, а только всхлипывал и скрипел