НедоСказанная Аксиома или Житие не святого, но Духовного - Леонид Духовный

                                                            Ноябрь, 2008

Глава 17

УДАЧА, КАК МГНОВЕНЬЕ СЛАВЫ

Как-то Юлий Черсанович Ким, в очередной раз совершая турне по Штатам, заехал и к нам, в Пало-Алто вместе со своей обаятельной и остроумной женой Лидой. При этом он объявил, что собирается здесь недельки две отдохнуть. Впрочем, на две-три встречи с «дикими западниками» он согласен. Мне не трудно было организовать эту маленькую четырёхдневную «гастроль», зато остальное время я наслаждался общением с этой «мэтровой» парой.

Конечно, вопросами дорогих гостей в основном забрасывал я. Ну, к примеру:

— Всё время недоумеваю, как это из одного гнезда-вуза, МГПИ им. Ленина, могла вылететь целая стая поэтов и бардов высокого полёта, основателей направлений, как в поэзии, так и в музыке? По мне, в этом институте, наверное, собралась компания блестящих и неординарных педагогов. Можно ли узнать их имена?

Ответ Юль Черсаныча был прост:

— Да, педагоги были хорошие, но дело не столь в них, а в том, что наш пединститут был чуть ли не единственным гуманитарным вузом Москвы, где принимали детей... репрессированных родителей. Скажем, я, Юра Визбор, Боря Вахнюк и т. д. Мы, как и наши погибшие родители, просто не принимали пошлое, бездумное, и молодые головы кружило «пока свободою горим»! Да и «оттепель» была, господа!

...Вот, оказывается, как всё просто, хотя…

— Юль Черсаныч, дорогой, ходят слухи, что прототипом твоей знаменитой песни про рыжего Шванке послужил тогда любимец всех девушек МГПИ и его окрестностей, блондинистый Юрий Визбор и песня посвящена ему?

— Опять — мимо, — засмеялся Юль Черсаныч. — Это результат моих занятий немецким языком, попытка вникнуть в чужой язык, так сказать, путём создания фальшь-дойче-фольклор.

— Жаль, — вздохнул я. — Мне жаль расстаться с такой интригующей визборовской версией!..

Но самым юморным оказалось вот что. Лида, всегда активная и слегка ироничная, как-то заметила:

— А мы с Юликом коллекционируем наши мгновения славы.

— Как это? — не понял я, удивлённый странным хобби известных, но скромных и непоказушных людей.

— А вот так! — и далее привела случай.

Вылетали они однажды из Минвод. И вот в зале ожидания к ним вдруг подскакивает восторженный пассажир и с криком: «Неужели это — вы?!» — протягивает Киму книженцию для автографа. Юлий узнал у просителя его имя и что-то доброе написал, крупно поставив подпись — Юлий Ким. Благодарный поклонник с трепетом взял в руки книгу, прочитал надпись и…: «А почему не Егоров, а Ким какой-то???!».

Я облегчённо рассмеялся, наконец-то осознав редкостную самоиронию великого барда — мгновения славы!..

На вопрос Лиды, а есть ли у меня на памяти нечто подобное, припомнил Лос-Анджелес в две тысячи каком-то там году.

Было лето. И обладатель Хрустальной Совы, основатель Брейн Ринга, телеведущий и знаменитый знаток Борис Бурда приехал в соседний с нами городок проведать своих маму и брата. Я с Борисом был близко знаком не один десяток лет, с тех пор, когда он только стартовал к известности, как начинающий автор «самодеятельных» песен.

К тому времени, я был уже маститым «бардом в законе», восседал (вот идиот!) в различных престижных жюри фестивалей и конкурсов. Чего греха таить, не разглядел тогда в этом аргументированно напористом одессите будущего редкой самобытности автора. Дело дошло до того, что однажды просто не пропустил его в финал Московского слёта, где меня попросили сформировать основную Сцену. Правда, некоторое время спустя, ближе познакомившись с ним и его творчеством, понял, что был не прав, кажется, повинился, и мы даже настолько сблизились, что дали несколько совместных концертов. А в Барзовке всегда были на одной смене...

«Итак, — продолжал я свой рассказ, — мне позвонил из Лоса один из креативных русских продюсеров — Григорий Макарон и предложил совместное с Бурдой выступление. Переговорив с Борисом, я согласился. Тем более что ровно за месяц до того выступал в переполненном каком-то лос-анджелесском зале и публика хорошо принимала — цветы, автографы и т. д. Потом ещё и на улицах узнавали, даже на Голливудской Аллее Славы!.. И вот, с гитарами в руках, мы идём через небольшой уютный садик, где в тени сидят наши(!) пенсионеры, играют в домино, зорко поглядывая, что творится вокруг. Только мы переступили «границу», как за спиной послышалось: «Гляди, Духовный!» Я задрал нос и уже недалеко от выхода, как бы исподтишка, подковырнул Бориса: «А ты, мол, мотай на ус, кого это все узнают?!» Тут же, на моё счастье, из другого доминошного столика вновь донеслось: «Ты посмотри, кто идёт-то?!» И я в ожидании своего момента славы толкнул Бориса в бок: «Ну, вот, слушай и убедись. Как вдруг оттуда: «Тю, да кто ж его не знает? Это ж... Бурда, Борис!..»

Я хотел забыть тот конфуз и садик в Л-А, но Лида с её мгновеньями, всё воскресила. Да ещё и спросила хитро: «И это всё?». Кажется, всё.

Впрочем, был такой случай. В 2005 году мы с женой всё-таки решились повидать историческую родину — Израиль. Созвонились с моими старинными друзьями, Мариной и Яшей Зильберман. Они любезно и тепло предложили остановиться у них в Нетании и распланировать наши экскурсии. Одна из них была в легендарную крепость Масада. Я не стану описывать моё состояние от увиденного по дороге к цели. Всё, о чём я читал ранее, реально воскресало прямо на глазах. Я чувствовал себя тонущим неофитом в бурной реке Истории…

У подножья скал, в которых возвышается крепость Моссад, нас встретила очень красивая девушка, блеск глаз которой заставил меня поднять «котячий хвост»! Она долго гоняла нас то вверх, то вниз по всем многочисленным казематам, арсеналам, укреплениям и ловушкам, при этом завлекающим голосом приводила факты, а также легенды. Я, забыв о своих застарелых «болезнях двигательных органов», бегал за молоденькой «гидессой» эдаким слегка всклокоченным козлом, как ласково заметила моя жена. (Пусть так! Но бегал же!)

Уже у выхода из музея мы разговорились с нашим экскурсоводом. Оказалось, что она — киевлянка и жила на Подоле! Ну, тут уж я совсем разошёлся, как в финале юбилейного концерта, и расклюквенно поведал «чудному мгновенью», как я сочинял свою неубиенную песню «Подол»! Она взвизгнула от восторга, поцеловала меня в щеку, и тут же, подсунув открытку, попросила автограф.

Под впечатлением поцелуя, я написал, кажется, лучшее в моей жизни посвящение и благосклонно, как Король своей юной фаворитке, подал «драгоценный презент», втайне надеясь на ещё один,