По следам Духа Зимы - Микаэль Брюн-Арно

— Я могу себе представить, что это такое, уж поверь, — ответил медвежонок, глядя куда-то в пустоту.

— То есть?

— Что такое сидеть взаперти не по своей воле.

Лисёнок захотел было спросить своего нового друга, что он имел в виду, но промолчал, заметив внезапный огонёк в глазах медвежонка.

— Я принёс тебе кое-что, надеюсь, тебе понравится.

Теодор вынул из своей сумочки то самое издание «Секретов Железной дороги Крайнего Севера», которое он стащил из купе Бартоломео и Арчибальда в самую первую ночь их путешествия. За совместным чтением время летело незаметно. С каждой перевёрнутой страницей Бартоломео чувствовал себя всё лучше, а когда они дошли до конца книги, боль совсем прошла.

— Прости меня, Бартоломео, — признался Теодор, нервно сжимая лапки. — Это я спрятал твои лекарства ночью, а потом принёс их обратно. Я так расстроился, что ты не пошёл играть со мной, что решил заставить тебя немножко понервничать этим утром. Мне и в голову не могло прийти, что ты из-за меня так заболеешь. Прости меня, пожалуйста.

— Я знаю, что на самом деле ты не желал мне зла, — ответил лисёнок и взял приятеля за лапу. — Иногда от одиночества начинаешь делать всякие глупости. И, к тому же, я тоже немножко виноват. Надо было сказать дяде, что мои лекарства куда-то пропали, а не бежать на улицу в такой холод. Охотно прощаю тебя, но пообещай, что больше никогда не станешь мне врать!

— Клянусь!

— Отлично, тогда позволь задать тебе один вопрос. У моего дяди пропал блокнот с записями — к этому ты тоже приложил лапу? Он с утра его ищет.

— Честное слово, я к нему даже не притронулся! Вот только…

— Вот только — что? Ты поклялся ничего не скрывать от меня.

— Вот только мне кажется, что я знаю, кто его взял. А как ты себя чувствуешь?

— Готов отправиться на поиски приключений и доесть весь марципановый торт, который так толком и не распробовал! — бодро ответил Бартоломео.

— Тогда пошли со мной, и мы вернём то, что у вас украли!

Развеселившийся Бартоломео снял пижаму, натянул рубашку, носки и башмаки. Убедившись, что в коридоре нет ни одного проводника, кроме улёгшегося спать на полу пузатого мышонка (это был Мышесемь), юные детективы перешагнули через него и побежали через вагоны к хвосту поезда.

— Куда мы идём, Теодор? — спросил Бартоломео, стараясь, чтобы его не услышали. — Если нас застукает лейтенант, то есть, э-э-э, проводник Папагено, что он с тобой сделает?

— Не волнуйся, мы уже почти дошли, — ответил медвежонок. — Помоги-ка мне передвинуть это кресло, чтобы с него достать до люка в потолке!

— Хорошо, что я не успел доесть торт, — пробормотал лисёнок, увидев, в какой узкий проход ему предстояло пролезть.

В салоне «Филин» не было ни одной живой души. В это время все пассажиры «Звезды» отправились погулять по Сладкоежке и наслаждались её невероятными лакомствами.

— Давай, я тебя подсажу, — предложил медвежонок, когда они передвинули кресло. — Я не хочу, чтобы ты слишком напрягался. Ставь лапу вот сюда, мне на плечи. Не бойся, мне не будет больно! Я крепкий, меня не так-то легко свалить с лап!

Теодор не обманул: он с поразительной лёгкостью приподнял Бартоломео, а потом и сам последовал за ним, захлопнув за собой дверцу люка.

— Вот сюда, — сказал он, подползая к тому месту, где, по расчётам Бартоломео, находился пятый вагон состава. — Только не шуми. Они как раз под нами.

— Кто? — прошептал лисёнок, ползя следом за ним.

— Вот, смотри туда, видишь секретер?

Через вентиляционную решётку Бартоломео увидел два диванчика, застеленные шёлковыми простынями, секретер чёрного дерева и сервировочный столик, на котором стояло блюдо тонкой работы, заваленное листьями салата всех сортов и цветов. Сидевшая в кресле Черепаха Тристана склонилась над двумя блокнотами с берестяной обложкой — один она внимательно изучала, а в другом что-то записывала. На одном из диванов лежал Финеас и ел ростки шпината, макая их в горчицу. Бартоломео уже собирался спросить у своего друга, зачем он привёл его сюда, когда Тристана поднялась, чтобы взять пузырёк с чернилами. И тут лисёнка осенило:

— Ёлки-иголки! — возмущённо прошептал он. — Это же блокнот дяди Арчибальда, и она переписывает из него текст!

Тайное купе

С той самой минуты, когда Черепаха Тристана впервые высунула голову из панциря, она испытывала глубокое разочарование во всём и во всех на свете. С самого рождения она была уверена, что ни один зверь на земле не способен так требовательно и ответственно относиться к самому факту своего существования, как она. А когда она прожевала и выплюнула свой самый первый лист салата, поскольку он оказался недостаточно свежим, её родители поняли, что их малышка будет всегда, всю свою жизнь, стремиться к совершенству. Встретив Черепаху Финеаса, Тристана сразу подумала, что он ни на кого не похож. Именно это обстоятельство, с точки зрения Тристаны, и делало его идеальным, именно поэтому она могла делиться с ним всеми своими мыслями. За несколько недель ей удалось полностью преобразить старого, совершенно не следившего за модой зверька в образец утончённого благородства! Трость, шляпа, слегка презрительное выражение морды, рукопись хорошей книги, украденная ночью из конторы Ястребов-Копировщиков — и дело было сделано!

— Ах, Татана, без вас я бы по сей день барахтался в мрачных болотах литературы, — признался Финеас, отправляя в рот лист салата фризе и обжаренную в патоке луковицу.

Притаившиеся в воздухопроводе Бартоломео и Теодор с трудом сдерживали тошноту, настолько противным казался им запах еды черепах.

— Финеас, если вы ещё раз назовете меня Татаной, я запихну вашу голову в панцирь, а потом брошу вас в кастрюлю и сварю при температуре восемьсот градусов.

— Какая же вы шалунишка, Татана! — захихикал писатель, похлопывая подругу по спине. — Ну, скажите же мне, наконец, как мы назовём мою будущую гениальную книгу?

— Только попробуйте ещё раз тронуть меня вашими коричневыми морщинистыми лапами, и я гарантирую вам, что эта «ваша» гениальная книга выйдет уже после вашей смерти. Мне кажется, неплохо будет звучать «Мой панцирь против твоего-2: записки на чешуе». Нет, Финеас, я не желаю выслушивать ваши идеи. Чёрт возьми, как же плохо пишет этот проклятый лис! Тут всё надо переделывать!

— Да как она смеет?! — не сдержавшись, прошептал Бартоломео.

— Но