Ромодановский шлях. Забытые победы - Даниил Сергеевич Калинин

Но хуже всего то, что войне этой, как кажется, нет конца и края! Ладно чигиринцы – Чигирин давно уже стал гетманской столицей. Так что неудивительно, что правобережные казаки его поддержали Юрася… Однако же как быть с черкасами из Кременчуга, с коими тот же Кондратьев по весне воевал против Богуна?! Что выходит, и левобережцы могут предать в любой момент?! Ну, за исключением каких-то отдельных, самых верных и преданных атаманов, вроде Якима Сомко или Ивана Серко… Так за что же, выходит, воюют русские на Гетмащине – коли казаки, молившие русского царя о помощи и покровительстве, под руку панов же и вернулись?!

Вот эти думы-то Петра более всего и тяготили – и оттого желания общаться с товарищем-нежинцем у него не было никакого. Вдруг так повернет, что изменит Василий Золотаренко, некогда поддержавший Выговского на гетманство – и доводящийся Юрасю Хмельницкому крестным отцом и другом? А что, если с ним отпадет и весь Нежинский полк?

Что выходит, доведется рубиться Бурмистрову и с Василько?!

Да не может такого быть! Друг, соратник, вместе сражаются, вместе кровь проливают… Но ведь разве правобережцы не стояли за царя Московского, не бились плечом плечу с русскими воями, покуда жив был Богдан?! А теперь вон оно как повернуло…

Однако как поделиться такими думами с товарищем?! Смертельно обидит казака Петр подобными подозрениями… А Василько, между тем, решил наугад спросить:

- Думаешь, Юрась большое войско супротив нас выставит?

Петр напоказ равнодушно пожал плечами:

- Что под Чудново, что под Конотопом ляхи да изменники лишь с помощью татар крымских побеждали. В одном случае рейтар наших да запорожцев заманили в засаду – в другом татарва в тыл князю Шереметьеву зашла, дороги перекрыла… А с дорогами – и подвоз боеприпасов да продовольствия.

Бурмистров осекся, вспомнив казненного степняками Прохора Ушакова, вспомнив о безоружном Лешке Жукове, расстрелянном крымчаками… И совершенно другим тоном добавил, зло блеснув глазами:

- Но коли приведет крымский хан свою орду на помощь Хмелю, так я тому буду только рад! Поквитаюсь за всех разом!

Тут уже настал черед поменяться в лице Васильку:

- Ты друже, говори – да не заговаривайся. Ежели крымский хан явится по наши души, то сил у князя Ромодановского будет всяко меньше.

- Ничего! Григорий Григорьевич у нас воевода опытный – в ловушку заманить себя не даст, да и в чистом поле в таборе не встанет. Даст Бог, удастся где татар к реке прижать, или к лесу какому…

Петр сделал небольшую паузу – на что казак, с сомнением покачав головой, решился уточнить:

- И что тогда?

Петр холодно улыбнулся, веско бросив в ответ:

- Вот тогда мы всех поганых и вырубим… Подчистую.

У Василько невольно мороз по коже пошел – это же сколько ненависти к басурманам накопилось у его товарища, раз тот готов лезть волку в пасть без всякой оглядки? Но вслух заметил совсем другое:

- По весне под рукой Ивашки Богуна знатный татарский мурза воевал с большой ратью. Ну как большой? По меркам ногайских кочевий явно немаленькой – до двух тысяч нехристей привел весной мурза… Так вот брат речет, что и чигиринцы этого мурзу на помощь звали, еще когда к Кременчугу шли. Стало быть, славно, что разминулись мы, да?! А то ведь рать у ворога была бы вдвое против нашей…

Петр лишь с сомнением оглянулся назад, в сторону виднеющегося в самой дали Кременчуга – устоит ли оставшийся гарнизон, коли ногайцы под стены замка явятся? На значительном уже расстоянии город выдает себя дымными столбами, все еще поднимающимися над пепелищем... Спугнут ли они татар? Или наоборот, заставят поторопиться?

Впрочем, даже если ногайцы и явятся к замку, сделать они ничего не смогут: все съестные припасы и запасы пороха были вовремя перевезены в малый город – а оставшиеся со Стрефом драгуны уже приступили к рытью новых колодцев. Кроме того, Герасим Кондратьевич выделил под начало майора три сотни своих казаков – так что отобьются, наверняка отобьются.

Ведь сами татары крымские да ногайские не мастаки крепости брать. Другое дело, если налетят вороги на колонну полковника Кондратьева! Куда более медленно следующую к Миргороду (к ставке князя Ромодановского), чем когда спешили казаки сумские да солдаты на выручку в Кременчуг... Так ведь к городу-то конными шли, большими переходами – а теперь? Теперь с ними ступают солдаты да стрельцы Ивана Березникова – а окромя и запершиеся с ними в замке жители Кременчуга. Ну не бросать же их было на пепелище, когда запасы продовольствия выданы педантичному Стрефу строго под отчет?!

И мало того, что пехота следует медленнее конных, так ведь пешим солдатам да стрельцам с горожанами требуется дневной отдых! Хотя сам Петр был в душе рад последнему обстоятельству – уж больно тяжко давались ему дневные переходы в лютую малоросскую жару…

Тем более, что летний зной сказывался также и на лошадях; мысль о последних пришлась как нельзя кстати – Петр достал из седельной сумы пару подсоленных корок хлеба, специально припасенных им для животных. После чего подал одну Ветерку – а вторую заводной кобыле, на которой Бурмистров ныне и путешествовал. Лошадка, явно благодарная за угощение, мягко ткнулась губами в ладонь всадника – после чего рейтар с улыбкой огладил ее по шее.

- Ешь, родимая, ешь.

Ревниво всхрапнул Ветерок – отцовский дар, не раз уже выручавший Петра в бою. Последний во время марша путешествует налегке – хотя и под седлом, и заряженные пистоли неизменно покоятся в ольстрах… Каждый из них был тщательно отполирован – а замки заботливо протерты Бурмистровым. Новоиспеченный рейтар прекрасно понимал, как важна их надежность в бою – а потому берег свое оружие, как зеница око, тщательно за ним ухаживая.

Но пистоли для русского рейтара – это скорее последний шанс в ближнем бою, нежели основное оружие. А так – дедовская сабля покоится в ножнах на поясе, а карабин висит на перевязи через плечо, стволом вниз. Ничего, пыж забит столь туго, что вылетит только при выстреле – а покуда надежно держит пулю в стволе карабина. Ежели что – рейтар всегда успеет сделать выстрел первым, заприметив кого из татар!

Однако же, как бы не хотелось ему поквитаться с погаными, но в душе Петр не желал, чтобы поредевший в ночном бою отряд Кондратьева вместе с беженцами