Системный Творец - Александр Сорокин

какую тварь. На следующий день приходят вот эти ребята. Проходятся по точкам, собирают добычу.

— И потом раздают… — я кивнул в сторону бревен.

— По членам отряда, да. — подтвердил он. — Ну и берут себе долю, конечно. Никто даром работать не будет.

Я снова посмотрел на бревна. Теперь, зная, что они когда-то были частью древесного монстра, которого мы с таким трудом срубили, они казались странно живыми — как будто под гладкой корой ещё притаилось что-то чужое.

— Так, может, на них и стоит тренироваться? — спросил я, глядя на гладкие срезы бревен. — Если материал такой хороший… — то навык будет расти быстрее, добавил я про себя.

Старик усмехнулся, прищурив глаза.

— Учиться на таком? Слишком расточительно, парень. Ты мне сначала на обычном дереве покажи, что руки у тебя растут откуда надо. Вот тогда и перейдём на эти заготовки.

— Понял. — вздохнул я.

— Ладно. — он махнул рукой. — Занеси их в дом. Негоже такому материалу на улице валяться.

Я подошёл к бревнам и, наклонившись, чтобы ухватить первое, краем глаза заметил, как в углу зрения вспыхнуло знакомое голубоватое свечение.

Материал: Ствол древесного монстра

Качество: Обычное

Положить в инвентарь?

Я замер. Значит, системные предметы подсвечиваются! Когда я держал обычную древесину, никаких сообщений не было… Это значило, что система явно различает материалы и их источник.

А еще — у меня все-таки был инвентарь! Прям как в играх! Но, по всей видимости, класть туда можно было лишь системные предметы.

Теперь мне было вдвойне интересно, что можно будет из них сделать, когда дойдёт время.

Но у меня возникал логичный вопрос, почему при контакте с Топором не появлялось это сообщение? Он не являлся частью системы? Да нет, точно являлся. Тогда… Я ничего не понимал. Нужно будет в этом разобраться, а пока — пора браться за дело.

Я едва дотащил бревна до дома, и, как только сложил их у стены, почувствовал, как усталость, копившаяся весь день, навалилась на меня тяжёлым одеялом. Голова чуть кружилась, ноги стали ватными. Добравшись до кровати, я даже не помнил, как коснулся подушки — провалился в сон мгновенно.

Проснулся я уже на следующий день, и первое, что почувствовал — невыносимую ломоту во всём теле. Казалось, болело всё: плечи, спина, руки, даже мышцы, о существовании которых я раньше и не подозревал. Но эта боль была правильной — я знал, что она значила. Тело перестраивалось, привыкало к нагрузкам. Значит, я всё делал верно.

Я тихо поднялся, стараясь не скрипнуть половицами, и вышел на улицу. Прохладный утренний воздух приятно коснулся лица, а свежая влага на траве остудила босые ступни. У бочки умылся ледяной водой, окончательно прогоняя остатки сна, и перешёл к тренировке. Решил, что, не взирая ни на что продолжу свои занятия.

Начал с разминки: круговые движения плечами, шеи, растяжка спины, лёгкие приседания и выпады, чтобы разогнать кровь. Затем перешёл к силовым — отжимания на узком упоре, чтобы нагрузить трицепсы, потом на широком — для груди. После этого присел в полуприсед и начал отрабатывать удары топором в воздухе, следя за техникой, чувствуя, как тянутся и напрягаются мышцы.

Когда дыхание сбилось, перешёл к бегу по периметру участка. Не быстро, но долго, пока сердце не заколотилось в груди. Вернувшись, снова взял топор и начал имитировать рубку, стараясь, чтобы мышцы работали на пределе.

Каждое движение отзывалось болью, но я упорно продолжал, будто проверяя, насколько хватит сил. И чем сильнее горели мышцы, тем яснее было — тело медленно, но верно становилось крепче. Я остановился, чувствуя, как дрожат предплечья, и сделал шаг к крыльцу за кувшином.

Взгляд скользнул по ступеням, остановившись на знакомом изогнутом лезвии. Нож Орна, что вчера был продолжением его руки, лежал в полосе утренней тени. Холодный металл матово поблескивал. Бездумно, вытирая пот со лба, я протянул руку, чтобы отодвинуть его.

Однако, стоило пальцам коснуться рукояти из темного, отполированного временем дерева, и мир перевернулся.

Я ощутил не тепло, а… Пульсацию? Глубокую, ритмичную, как далекий барабанный бой под землей. Она шла не извне, а из самой сердцевины рукояти, вибрируя в костяшках моих пальцев. Я втянул воздух и замер.

Неужели это работа дополнительного эффекта «Чуткость к волокнам?». Система говорила о материале, но это… Это было нечто большее. Гораздо большее.

Я сжал рукоять крепче, закрыв глаза. Не появилось никаких картинок, вместо них пришли… Ощущения.

Твердость старого дуба. Не просто дерева, а стойкости, выдержки бесчисленных зим. Запах смолы, смешанный с потом ладоней. Лезвие, словно продолжение воли. Ощущение направленности, целеустремленности. Каждый рез — не случайность, а воплощенное намерение мастера. Не сила, а точность, рожденная десятилетиями повторений.

Тянущее чувство незавершенности, как незашитая рана. Образ полуготового амулета — плавных линий, ждущих последних штрихов.

Присутствие Орна. Не его физический облик, а суть: терпение, как у корней, уходящих вглубь земли. Небывалая сосредоточенность, опыт прожитых лет, осевший в древесине рукояти, как пыль в морщинах.

Это был не инструмент. Это был слепок души ремесленника, впечатанный в дерево и сталь тысячами часов труда. Некое подобие «Живого ремесла» Орна дышало здесь, в моей руке, откликаясь на мое прикосновение — прикосновение ученика, едва коснувшегося порога этого мира.

Я почувствовал неловкость, будто подсмотрел что-то сокровенное. Но одновременно… Благоговение. Этот нож был хранителем. Хранителем знаний, переданных не словами, а движением руки. Хранителем пути, на который я лишь вступил. И в этой пульсации была тихая просьба. Береги. Учись. Продолжай.

Я осторожно разжал пальцы. Пульсация тут же ослабла, став лишь слабым эхом на подушечках пальцев, но не исчезла полностью. Она вибрировала в кости, напоминая. Я бережно положил нож обратно на ступеньку, аккуратнее, чем драгоценность. Солнечный луч, пробившись сквозь листву, упал на лезвие, и на миг оно вспыхнуло, будто ответив на мое внимание.

В груди защемило. Не только от удивления, но и от ответственности. Орн доверил мне не просто железку. Он, сам того не зная, дал прикоснуться к частичке себя, к огню своего мастерства.

Спустя несколько минут, немного успокоившись и напившись, я пришел в себя. Вымылся у бочки — немного потеплевшая, но все еще холодная после ночи вода приятно обожгла кожу, смывая пот и усталость. Свежий и взбодренный, я направился в дом. Изнутри уже тянуло аппетитным запахом жареного хлеба и какой-то похлёбки. Значит, старик проснулся.

Но едва я поднялся на крыльцо, как за спиной послышался скрип калитки. Обернувшись, я увидел троих