Маг из Ассурина. Том 2 - Татьяна Кирсанова

крутился и совершал выпады с топором под музыку. Зрелище завораживало, вскоре к нему присоединился Ури. А потом вышли и остальные гости, музыканты заиграли залихватскую мелодию, и начались традиционные ассуринские танцы. К Ларсу подошла Гликерия и вытащила его за руку в общий круг. Сначала плясать казалось ему глупым и бессмысленным занятием, но вскоре он был захвачен общим весельем. Ларс то и дело касался гибкого тела девушки и все больше погружался в пьянящие эмоции.

«Выйди», — сказал он, и, чуть подождав, последовал за Гликерией.

Едва покинув зал, Ларс заозирался и услышал: «Дверь справа».

Он увидел стоявшую у окна Гликерию. Ларс прикоснулся пальцами к тунике, и она рассыпалась пеплом. Его руки скользили по нежной коже, сжали такую восхитительную пышную грудь. Гликерия опустилась перед ним на колени, и он почувствовал горячие губы на его плоти. И в этот момент в голове раздался голос: «Ларс! Ты не должен спать с темной, тем более перед походом!»

Он обернулся и увидел Ариселлу, стоящую в проеме двери. Заметив его взгляд, она ойкнула и убежала. Гликерия поднялась и направилась притворить дверь, и тут показалась Майя. Увидев Ларса в комнате с обнаженной темной, она побледнела и тоже убежала.

Ларс злобно выругался, крикнув вслед Ариселле, что выдаст её за первого встречного, обернулся и увидел хохочущую темную.

— А потом этот первый встречный превратится в обугленную тушку.

Ларс задержал свой взгляд на восхитительном теле. Нагота совершенно её не смущала.

— Я прикажу, чтоб тебе принесли другую тунику, — кинул он и вышел из комнаты.

Злой Ларс уселся за стол и залпом выпил чашу с орочьей настойкой. Затем он попытался поговорить с кем-то о предстоящих делах, но все были слишком пьяны. Руд так вообще обозвал его занудой, за что получил ментальный приказ — больше в этот вечер не пить.

Ларс злорадно понаблюдал, как приятель подносит ко рту чашу с вином и с недоумением ставит её обратно.

Ларс потихоньку вышел из особняка, тут уже было темно. Небо заволокли тучи, которых в апреле быть не должно. Придется освещать путь магическим огоньком… Не надо было отпускать Ариселлу. Неизвестно, кто может бродить за городом ночью. Сожжет ведь его царевна, а потом сама и расстроится. Он вывел из стойла коня и увидел огромного черного ворона, сидящего на двери конюшни. Казалось, что птица пристально за ним наблюдает. Красные глаза были явно различимы в темноте, а еще от него волнами распространялась тьма, словно это был не ворон, а сам демон во плоти. Он потянулся к нему сознанием, но ворон взмахнул огромными черными крыльями и растворился в ночи.

Ларс вскочил на коня и двинулся к воротам. Когда он бросил прощальный взгляд на особняк, ему показалось, что в ветвях огромного дуба он почувствовал тьму. Ларс пришпорил коня и вскоре оказался в особняке.

Зрелище, которое предстало перед ним, когда он вошел в свои покои, заставило Ларса застыть от удивления и восхищения. На подушках лежала обнаженная Карин, её тело украшали лишь множество нитей жемчуга, обвитых вокруг талии, щиколоток, запястья. Увидев Ларса, девушка фривольно ему улыбнулась.

— Что ты тут делаешь, и где Майя? — спросил он.

— Майя плачет в своей комнате, а я решила, что должна поддержать вас, ваше императорское величество, перед военным походом.

— А потом тоже будешь плакать?

— Нет, мне нечего терять, ведь я не девственница, в отличии от неё.

Первым порывом Ларса было пойти и утешить Майю, но потом он понял, что ему просто нечего ей сказать. Если бы не источник, сегодня в его постели была бы Гликерия.

Он улегся на подушки, позволяя Карин снять с него одежду.

Проснувшись утром, Ларс осознал, что светлый источник пополнился значительно слабее, чем после ночи с Майей. В отличии от неё, Карин была в него совершенно не влюблена. Получается, что для увеличения света он должен использовать влюбленную женщину. Впрочем рассуждать об этомы было некогда.

Облачившись в походную одежду, Ларс надел шлем, сел на коня и выехал на площадь, где его ждали отряды. Он решил, как обычно, положиться на силу магов, взял несколько создающих полог приборов и три сотни всадников. Остальные пусть отдыхают до подхода основных сил Феликса. Когда все собрались, провожаемые множеством людей, они выдвинулись через северные ворота в сторону Триаполия.

* * *

Император Феликс стоял на балконе своего дворца и смотрел, как лучи восходящего солнца отражаются в Фейре. Войска были готовы, ему удалось собрать рекордное количество магов и обычных людей. Даже у молодого, полного сил абсолютного мало шансов его одолеть. Но им владело безразличие. Когда-то давно Феликс не хотел захватывать Ассурин, но что оставалось делать небольшой стране, не имеющей ни выходов к морю, ни полезных ископаемых. На Фейре пиратствовали ассуринцы, со стороны гор ритреанцы постоянно совершали свои набеги. Пришлось усмирять соседей, а в процессе оказалось, что проще захватить их совсем. Ассурин пал, княжество Вейрит подчинилось ему, а у Ритреи какое-то время оставалась одна долина да гряды гор. А вот сейчас у него не осталось сил воевать. Только вот выбора у императора не было, он обязан защищать державу.

Одевшись, Феликс вышел в тронный зал и заслушал докладчиков. Всё шло как надо. Только в Триаполии творились странные дела. Три дня назад он отправил в туда приказ — готовиться к обороне города. Но сегодня оказалось, что из стен вышел большой отряд и направился на север! Творилось что-то неладное, впрочем, Триаполием он был готов пожертвовать до поры до времени, в том, что город не устоит сомнений не было. Но зачем высылать войска! Да еще и в его сторону? В том, что Авдей не мог перекинуться на сторону врага, он не сомневался. Император приказал вновь направить к нему голубя с письмом, в котором требовал объяснений.

Узнав, что в город прибыл Линдрос Нимос, Феликс приказал звать его к завтраку. Он был рад, что его старый соратник остался жив, ведь на момент захвата Линдрос должен был находиться в Ненавии.

— Прикажите подать завтрак в малой гостиной и скажите Мартине, что сегодня я её не жду.

Он с нежностью относился к своей последней наложнице, девушка не любила его, но испытывала столько благодарности за то, что он вытащил её из нищеты и дал всё, о чем только могла желать женщина, что охотно отдавала свет. Но сегодняшний разговор был не для её ушей.

Линдрос выглядел бледным, он похудел, лицо приобрело сероватый оттенок, сейчас ему можно было дать все сорок. Едва он