Ткань Ишанкара - Тори Бергер

гневаться – гневалась, а ты ее полная противоположность. В том, что Зулейха не знала меры, сходятся все исследователи и утверждают, – Горан стал похож на университетского лектора со стажем, – что именно это ее и погубило. Она не могла остановиться, и в итоге постэффект ее и накрыл.

– И какой у нее был постэффект?

– У нее страшно болела голова, настолько, что разум просто отказывал, но она не останавливалась, колдовала под постэффектом и в какой-то момент переставала чувствовать боль. А когда она переходила допустимую грань в колдовстве, ее же сила ее и подчиняла. Она переставала понимать, что творит. Вернее, ей было все равно, что кастовать, лишь бы заклинания были посильнее. А в некромантии заклинания посильнее, сама понимаешь, что такое… Мало того, исследователи пишут, что это похоже на неутолимую жажду – чем больше она колдовала, тем больше ей хотелось. Сэр Котца называет это принципом пустого сосуда.

– Это больше похоже на принцип бездонной бочки, – предположила Тайра.

– Согласен, но сэр Котца по-своему эстет, – засмеялся Горан. – Это Дао, – он поднял палец и, изображая Наставника, многозначительно ткнул им в небо.

Тайра улыбнулась.

– Со временем приступы неконтролируемой агрессии, подкрепленные головной болью, стали все чаще… Ну, и чем кончилось, ты знаешь.

– Мне в этой истории больше всех жаль ее Наставника.

– Мне тоже, – Горан кивнул. – Но он был сильным человеком. К тому же, все Наставники, которым в ученики доставалась женщина, были готовы к тому, что им придется взять еще одного Ученика, но даже эта готовность не спасала.

– Не спасала от чего?

– От вселенской печали, – абсолютно серьезно ответил Горан. – Я не знаю, правда ли это у Некромантов так, но все говорят, что с годами вы становитесь не разлей вода. Ученик – это только слово, оно не вмещает всей глубины отношений между ним и Наставником. Ученик – это и сын, и друг, и единомышленник, и вообще просто часть своего Наставника. В логике вещей, когда Наставник уходит первым, а так он остается, ведет второго Ученика и всю оставшуюся жизнь живет с осознанием того, что не уберег первого. Первую… И хотя все знают, что это просто злой рок, что Наставник не виноват, просто так было суждено, он ощущает свою вину и печаль, потому что часть его больше не существует. И, поверь мне, Кхасси, Наставник мечтает о том, чтобы уйти.

– Сэр ’т Хоофт об этом знает, да? Он поэтому не хотел брать меня Ученицей?

– Сэр ’т Хоофт об этом, конечно, знает, но не в обычаях наших некросов жалеть себя, так что он не хотел связываться с тобой не поэтому. Но раз тебе и об этом моменте известно, то ты просто обязана беречь свою золотую голову, – он все же не удержался и свободной рукой погладил ее по волосам, – и через это хет Хоофта. Он ведь сказал, что не собирается тебя терять и отдавать кому-либо.

– Ничего он такого не говорил, – отмахнулась Тайра.

– Ну, тебе не говорил, а нам с сэром Котцей просто концерт устроил, – хохотнул Горан. – И я ему, знаешь ли, верю. Он разве что Слово Некроманта не дал, так что ты просто не можешь сойти с ума. Я доступно объясняю?

– Вы спрашиваете, как Сэл. Это его фишка: «Я доступно объясняю?» – передразнила она интонацию Сэла.

Горан засмеялся.

– Сам заметил, – сказал он. – Но что делать. А вообще, эту фразу еще и сэр ’т Хоофт использует, и ты начнешь, как вырастешь.

Тайра наблюдала за ним, в очередной раз поражаясь тому, насколько светлым и солнечным человеком был Горан. Ей не хватало его насмешливых карих глаз, его вечной полуулыбки и нестандартных фраз и мыслей. Иногда он снился ей по ночам, и она просыпалась с новым, ранее неизвестным щемящим чувством в груди, и сердце билось так часто и громко, что она боялась, что мама услышит и придет на этот стук. Наедине с собой она звала его Гораном и на «ты», как он и представился ей в первый раз, но в реальности обратиться к нему подобным образом не хватало смелости.

– Горан Иваныч, – наконец спросила она, заставив себя взглянуть ему в глаза. – Почему мы с вами теперь так редко видимся? Это из-за того, что вы теперь всегда заняты?

Горан сел и стряхнул хвоинки со своих волос.

– И из-за этого тоже, – ответил он. – Но есть еще несколько причин. Основная в том, что сэр ’т Хоофт запретил.

– Сэр ’т Хоофт запретил? – удивилась Тайра. – Вам-то почему?

– А кому еще запретил? – уточнил Горан.

– Нашему будущему Трейсеру.

– А, ну это предсказуемо, – Горан криво улыбнулся. – ’Т Хоофт нашу братию не сильно жалует: считает нас всех аморальными типами.

– Он вам со мной видеться запретил не потому, что вы трейсер.

– Он опасается, и вполне справедливо, что я к тебе привяжусь сильнее, чем положено, и не смогу потом… Некромант – это ведь оружие Ишанкара, оружие Ректора. Я буду вынужден отправлять тебя на смерть, использовать в партиях, причем в не самых приятных, отдавать приказы, которые тебе не будет хотеться выполнять. Спокойной жизни нам ждать не приходится. Сэр ’т Хоофт опасается, что я не смогу выполнять свой Долг.

– Это потому, что я женщина?

– Да. Была бы ты мужчиной, все было бы проще, – Горан смотрел на нее, не отводя глаз, и Тайре на секунду показалось, что он втайне благодарит Бога за то, что она женщина, и что все не проще и проще никогда не будет… Наверное, и правда показалось.

Но сэр ’т Хоофт однозначно упустил момент, после которого проще уже невозможно! И она, и Горан понимали это, но это было настолько странным, что никто из них не решался сказать об этом вслух. А может, сэр хет Хоофт как раз и пытался не дать огоньку перерасти в пожар… Как там говорила мама? С глаз долой – из сердца вон. Может, и сработает, хотя Тайре этого очень не хотелось.

– Значит, вы тоже не можете перечить его слову?

– Не могу и, более того, в данном случае не считаю нужным, – признался Горан. – ’Т Хоофт прав. Я и так за тебя сам готов броситься грудью на амбразуру, а это не положено по Закону. У каждого из нас свой Долг, и личные привязанности не должны мешать его выполнению. Мы с тобой – это Ишанкар. Если мы будем нарушать Закон, Ишанкару придет конец. Правда, сказать честно, я уже привязался к тебе сильнее, чем мне разрешено. Да и ты не без греха.

Он замолчал, и Тайра удивилась тому, как жестко и хирургически точно он препарировал их взаимные чувства, не называя их полагающимися словами.

– Пока без греха, – Тайра заставила себя улыбнуться.

Горан, как ей показалось, с облегчением выдохнул.

– Вот и слава богу, – с улыбкой сказал он. – Может, по мороженому?

… – На сегодня все! – рявкнул Гюнтер и медленно двинулся к краю тренировочной площадки.

Фарха осторожно опустилась на скамейку, вытянула ногу и закатала штанину. Вся нога, от щиколотки до бедра, была одним сплошным синяком. Фарха, почти не касаясь кожи, провела рукой вдоль и поморщилась от боли.

Рания плюхнулась рядом, отбросив в траву за скамейку тренировочные мечи, и критически оглядела неестественного цвета ногу напарницы.

– Я тебе говорила, что надо стойку поменять? – спросила она. – А ты так и повторяешь одни и те же ошибки. Раз за разом одно и то же.

– Она с левой руки работает! – возмутилась Фарха, имея в виду старшую наставницу.

– Так переучивайся под левую руку! – в тон ей ответила Рания. – Себя защитить не можешь, как тебя с этой оставлять?

Она кивнула в сторону Тайры, которая сидела с другой стороны от Фархи и уже колдовала над ее израненной ногой. Синяк медленно бледнел и исчезал, Фарха морщилась, но молчала, Рания неодобрительно качала головой.

Тайра не вмешивалась, когда ее Стражницы выясняли отношения. Между собой они были знакомы больше шести лет, а ее знали только год, и Тайра никак не могла понять, были ли Фарха и Рания подругами или просто партнерами по тренировкам.

Фархе уже исполнилось шестнадцать, но Тайре всегда