Неофит - Ярослав Кожедуб

на кулак бляхой ремня выбить добрый десяток зубов и сломать двум обидчикам руки. И себе заодно. Потому что энергия удара зависит от квадрата скорости, сила действия равна противодействию, а я идиот и укрепить себе кости не додумался. Впрочем, всё равно одновременно на два воздействия мне бы попросту не хватило энергии.

После этой драки отцу пришлось платить магам-целителям, чтобы сломанный в десятке мест кулак излечился нормально и быстро. Это было стыдно, но ожидаемо. Куда более неожиданным и стыдным оказалось то, что за лечение моих жертв также заплатил отец. А после меня ждала долгая лекция от него про то, что будущий маг должен быть умнее и ответственнее окружающих. И розги. Сначала дома, а потом и в школе. Утешало лишь то, что директор в ситуации разобрался и порку прописали всем участникам драки поровну (и даже тем, кто знал о надвигающемся событии, но не сообщил учителям, тоже досталось).

После этого конфликт затих почти на год — мой тяжёлый кулак и покрасневшие от наказаний задницы слегка охладили пыл даже самых отъявленных забияк. А потом я вновь перескочил через класс, попал в окружение тех, кто про меня знал лишь по слухам — и всё началось с нуля. С одной стороны, стало труднее — разница в возрасте и физической силе возросла ещё больше. В части стычек приходилось попросту удирать, чтобы не быть откровенно избитым или же не сорваться на применение магии и последующие травмы у соперников. С другой стороны, стало проще. Пусть моё саморазвитие в магическом плане было крайне ограничено, но всё же крохотный резерв помаленьку рос, позволяя сводить синяки и шишки, да и в драках, несмотря на лекцию отца, я начал всё активнее пользоваться магией. Исподволь, незаметно, по чуть-чуть… на большее меня и не хватало. Сделать чуть тяжелее удар, немного ускорить собственное восприятие, едва заметно толкнуть телекинезом ногу противника, чтобы он оступился и потерял равновесие… Заодно учился бить так, чтобы не наносить особых травм — перед отцом за тот случай было стыдно до сих пор. Целители стоят дорого.

Ну а потом становилось легче с каждым годом. Рос я — и становился сильнее, быстрее, опытнее; росли мои противники — и становились спокойнее, переключая внимание с чересчур зубастого изгоя на учёбу и девушек. Последний год и вовсе прошёл практически бескровно — все усиленно готовились к экзаменам. Я тоже слегка расслабился за это время, но по привычке продолжал держаться настороже — слишком глубоко в меня въелась за это время паранойя. Ну а сейчас, заметив хотя бы намёк на опасность — пусть не для себя, а для сестры, — я даже почувствовал лёгкое облегчение, что эта паранойя оправдалась… и сам себе удивился. Неужели мне так не хватало драк? Никогда бы не подумал.

Второй участник разговора, тем временем, тоже отвернулся от Насти и смерил меня взглядом. Пониже Игоря, широкоплечий, крепко сбитый и абсолютно мне незнакомый. Явно не из нашей школы.

— Что за малец, Игорян? — лениво поинтересовался он.

— Одноклассник мой, — хмыкнул тот. — Марк, но после одного случая все его зовут Похабником. Марк, это Федя. Он из духовной семинарии, той, что на юге, имени святого Александра.

— Как-то он совсем молодо для нашего возраста выглядит, — с лёгким удивлением на лице протянул мне руку Федя. — Мало каши ел?

— Так он маг, — легкомысленно пожал плечами Кузнецов. — На три года младше нас.

Лицо Феди, уже практически пожавшего мне ладонь, резко заледенело. Семинарист резко отдёрнул руку, словно я был ядовитой гадюкой, и демонстративно засунул её обратно в карман брюк. Я лишь вздохнул, сделал едва заметный шажок назад и слегка напрягся, готовый в любой момент отшвырнуть гимнастёрку и освободить импровизированный кастет (а я-то, наивный, успел подумать, что он мне не пригодится). Впрочем, будущий священник, презрительно посмотрев на меня, и сам шагнул назад, ухватил Игоря за плечо и молча потянул за собой.

— Ты чего? — удивлённо посмотрел тот.

— Ничего, — процедил сквозь зубы Фёдор. — Не хочу даже рядом стоять рядом с этим дьявольским отродьем. Пошли.

Игорь, с недоумением хмыкнув, махнул мне рукой:

— Ладно, Похабник, давай. Глядишь, ещё свидимся, — после чего, пристроившись к зашагавшему прочь Фёдору, обратился к нему. — Странный ты. Уже сколько лет как ваши согласились, что магия не является порождением Сатаны, да и вообще, у вас даже среди священников людей с даром хватает…

— Это другое! — раздражённый бас семинариста был слышен даже отсюда. — Они посвящают всю свою жизнь тому, чтобы перековать дар Божий, избавить его от греховных примесей…

Дальнейших слов я не разобрал — собеседники удалились уже слишком далеко. Повернувшись к Насте, я уселся рядом с ней, с наслаждением вытянул ноги и выдохнул:

— Ну и хорошо, что сами свалили. Чего хотели-то?

— Звали отпраздновать экзамены, — фыркнула сестра. — Очень настойчиво. То, что завтра химию сдавать, и лично мне это куда важнее сегодняшней истории, для них аргументом, почему-то, не являлось.

— А ты что, с ними общаешься? — удивлённо приподнял я бровь. Мы с Настей учились в разных школах, так что круг общих знакомых у нас был весьма узок.

— Игоря немного знаю, он двоюродный брат моей подруги, — пожала плечами та. — Таааак… а это что?

Я скосил глаза на гимнастёрку, сползшую с расслабленной руки и обнажившую намотанный на кулак ремень, и смущённо кашлянул. Быстро размотал, вернул его на положенное место и буркнул:

— Ну а что? Мало ли. У тебя лицо напряжённое было. Вдруг хулиганы?

— Мне иногда кажется, что ты дрался в школе куда чаще, чем рассказывал, — с явным неодобрением покачала головой сестра.

Я демонстративно промолчал. В общем-то, и правда, о большей части эпизодов я не распространялся — всё равно все причастные по негласной мальчишеской договорённости молчали, как партизаны. Но примерно четверть драк скрыть от семьи не удавалось — либо из-за того, что спалились перед учителями, либо из-за того, что мана для сведения синяков и ушибов была потрачена на иные цели и ещё не успела восстановиться. Да и в последних случаях я обычно просто констатировал сам факт драки, не распространяясь об её причинах, участниках и последствиях. Потому что… ну а зачем? Я же сам себя уважать перестану, если за меня придёт Семён или отец заступаться… хотя последний навряд ли так поступил бы. А вот Семён