По ту сторону моря - Екатерина Андреева

плесени, и когда глаза несколько привыкли к темноте, можно было разглядеть ее зеленоватую пленку, затянувшую стены туннеля. Шторм бушевал где-то вдали, звуки грома раздавались приглушенно, будто мы находились глубоко под землей. Вокруг не было ни единого источника света. Поезд качнулся и, наконец, замер.

– Ворон, – тихо спросила я, – разве мы доехали до конца? Мне кажется, тоннель тянется дальше.

– Не знаю, – его голос прозвучал взволнованно, – я ничего не вижу, но мне не нравится, что теперь мы будто замурованы здесь.

Я кивнула. Стража я еще могла разглядеть, а вот тянущиеся вперед каменные стены уже через несколько метров утопали в темноте, которая, казалось, пыталась засосать и нас.

– Жаль, я не захватил с собой фонарик, – пробурчал Ворон. Его глаза поблескивали, пока он вглядывался вперед. – Лучше вернуться к остальным.

Я снова кивнула. Тишина вокруг тревожила. Я так привыкла к перестукиванию и фырчанию поезда, что теперь отсутствие этих звуков казалось неестественным. Ворон легко подтолкнул меня к двери, и мы вошли в вагон Князя. Хруст стекла под нашими ногами, треск поломанных деревяшек и глухой стук над головами. Мы замерли и переглянулись. Ворон молча указал пальцем наверх. Кто-то на крыше? Не сговариваясь, мы достали пистолеты и встали поближе друг к другу в центре вагона.

Снова глухой стук, шаги, по звуку направляющиеся к кабине управления. Тишина. Мы подняли оружие. За стенами вагона что-то звякнуло, и мне показалось, что темнота за окном подозрительно шевельнулась. Отерев по очереди ладони о штаны, я нацелила дуло пистолета в сторону разбитого проема. Но меня снова отвлек шум сверху.

Опять шаги, но на этот раз поживее. А потом медленный, тянущийся звук отодвигаемой то ли двери, то ли заслонки все так же со стороны комнаты управления. Страж медленно двинулся в ту сторону, и я последовала за ним. Ступая как можно осторожнее, мы подобрались к кабине и зашли внутрь. Шепот. Я четко уловила его, вот только слов не разобрала. Шептали почти над нами, вот только звук был громче, чем если бы шел с крыши. А значит…

На пол кабинки упала толстая ржавая банка, и от нее тут же повалил фиолетовый дым.

– Вот черт! – воскликнул Ворон, и мы, зажимая носы руками, бросились к выходу.

Вот только далеко убежать нам не удалось. Уже на середине вагона мои ноги отяжелели, а перед глазами помутнело. Я рухнула на колени, яростно пытаясь стряхнуть наваждение. К горлу подступила тошнота, глаза заслезились, все цвета поблекли, а предметы и сам Ворон, растянувшийся на полу, превратились в размытые пятна. Но страха не было. Никаких эмоций вообще не было, их словно отключили.

Я лениво повернулась в сторону злополучной кабинки и увидела, как два силуэта спрыгнули вниз. «Они были тут, – тягуче поплыло в голове, – были тут все это время. Прятались там… где Кристина… там». Силуэты приближались, наверное, целый час, и когда один из них оказался совсем вплотную, я беззвучно закричала от ужаса. У него было кошмарное лицо – огромные глазищи, будто вылезшие из орбит, и длинный серый нос, болтавшийся до самой груди. Это чудище что-то промычало мне и нагло подхватило на руки. Хотелось истерически визжать, но я издавала лишь короткие хрипы. Хотелось отбиваться, но между мыслью и неловким движением проходила целая вечность. Отвратительно медленно, отвратительно бесконечно! Да лучше уж отключиться полностью.

Коричневые стены в темноте. Свет. Голоса. Люди с нормальными лицами, у которых я бессвязно пыталась попросить помощи. Снова сумрак. Запах дождя и ветер, вода на лице, холод, который, однако, нисколько не рассеивает туман в голове. Потом тепло. Яркие блики. Назойливое гудение в голове. Тошнота. Еще одно уродливое лицо, хоть и больше похожее на человеческое. Оно что-то монотонно бормотало, чуть ли не прижимаясь к моему лицу своим носом. Красные всполохи. Резкая боль в плече, от которой заструились слезы, и долгожданная темнота.

Проснулась я от приглушенных всхлипываний и беспрестанного шепота, твердившего «Круг есть завет», «Круг есть завет». Со всех сторон и без конца, так, что ты невольно начинаешь повторять эти же слова в своей голове. Жарко, душно, тяжело дышать, под веки пробирается трепыхающийся свет, и снова всхлип, и снова, и снова…

– Круг есть завет. Круг есть завет, – повторяется как молитва, и с моих губ нечаянно срывается:

– Круг… – шепот тут же обрывается.

– Да, круг, – громко отвечает сухой голос. – Я не привыкла, чтобы перебивали мое служение, но раз уж тебе так захотелось пообщаться, будь добра – открой глаза, и мы поговорим.

Сделать это было сложнее, чем казалось.

– Ну-ну, что за медлительность. Ваше сборище едва ногами двигало. Предыдущие справились куда быстрее. Привычные были, что ли.

– Предыдущие? – вяло пробормотала я, понемногу хлопая глазами.

– Последнее время к нам зачастили, – недовольно произнес голос.

Меня осенило:

– Три парня и две девушки? – с надеждой спросила я.

Ответа не последовало, а мне все же удалось открыть глаза и, болезненно щурясь, осмотреться. Полукруглая комната, стены из темного кирпича, низкий потолок, потемневший от времени ковер на полу и полыхающий огнем камин. Подо мной – деревянный стул, мои руки и ноги крепко обвязаны веревкой, но ни боли, ни онемения я не чувствую. Странно. Я осторожно повела головой в сторону. По всему периметру комнаты стояли люди в грязно-коричневых одеждах. Их лица наполовину были прикрыты масками, и только глаза сверкали в полутьме. Я вспомнила о чудовищах в поезде и только сейчас поняла, что те люди не были какими-то монстрами, а всего лишь носили защитные маски. Вероятно, чтобы не вдыхать ядовитые пары, которыми отравили нас. Стражники держали в руках ружья незнакомой мне, будто старинной модели. Они не двигались и молчали, но кто тогда со мной говорил? Я посмотрела левее и обнаружила в углу Джоанн, подобно мне крепко привязанную к стулу. Ее худые плечи изредка вздрагивали, и я поняла, откуда доносились всхлипы.

– Джоанн! – позвала я. – Ты в порядке?

Девочка не ответила, даже не посмотрела на меня, но вот голос снова вернулся:

– К ней возвратилась боль, но скоро все пройдет, – возвестил он. – К тебе тоже скоро вернется, будь к этому готова. Особенно неприятно будет на правом плече. Я облегчила процедуру как могла, но я не всесильна.

С тревогой я покосилась на свое плечо и застыла от потрясения. На коже чернел рисунок – маленький листочек, не нарисованный, а выжженный огнем. Кожа