Напарник обмену и возврату не подлежит - Лена Тулинова

– Детектив, – вполголоса позвал Гатто. – Давайте скажем адвокату Мартини до свидания и отпустим его.

Столик уже превратился в каменную плиту, тлели тканевые салфетки, дымился букетик чахлых тюльпанов. Лимонад тихо закипал в стакане.

Ферра убрала руку со стола, глядя на Мартини, который отодвинулся от столика и из последних сил старался не удрать, пока Фея не отпустит. Нельзя было отказать ему в некоем подобии выдержки: ну, не удрал же. Но Эрманика отчётливо чуяла страх. Немного дожать – и уйдёт с мокрыми штанами, а то и с грязными.

– Идите, – махнула она на него, пожалев ни в чём не повинных владельцев и служащих кафе, которым пришлось бы подтирать лужицы и пояснять клиентам, отчего тут воняет скунсами. – Передайте Чикко, что я вас услышала.

– И что вы не придёте, – с нажимом сказал Мартини, пятясь к двери и к парню с лицом добермана. – Ни в коем случае не придёте и не вывалите на слушании никаких свидетельских показаний и припрятанных улик. Да?

– Передайте Чикко, что я вас услышала, – прорычала Ферра, и адвокат счёл за необходимость поскорее убраться из кафе.

– Кама детектив хочет заменить стакан? – спросила официантка, подойдя с тыла, и Эрманика едва не спалила ни в чём не повинную девушку.

Вовремя опомнилась и кивнула.

– Спасибо. Мне не мешает остыть. Только… стойте, не трогайте тут ничего. Дайте столу и стакану немного остыть, не то обожжётесь.

– Д-да, я не подумала, – сказала официантка, которую только что спасли от ожога.

– Чезаре, – сказала Ферра спустя пару минут, когда залпом выпила холодный лимонад. – Чиро, что ты думаешь по этому поводу?

– Думаю утроить охрану Дженны, – прямо ответил парень. – Не хочу, чтобы она пострадала.

– «Мама Джени», – вспомнила Эрманика и тут же с горечью улыбнулась. – Да, она не должна пострадать. Знаешь, как в кино иногда говорят: «если хоть волос упадёт с её головы»? Так вот, если с Дженной что-то случится, я сорвусь с цепи. И пусть меня потом даже казнят, но кое-кому я всё-таки перегрызу глотку!

Гатто посмотрел на Ферру с таким обожанием, что ей стало совестно.

– Не воспринимай буквально, – сказала она, смущённо кашлянув. – Это я так. Нельзя преступать закон.

– Ради того, кого я люблю, я бы пошёл на всё, – не задумываясь, сказал стажёр. – Ради родителей, или вас, или Дженны.

– Но «всё» – это порой действительно «всё», – грустно ответила ему Ферра. – Представь, каково потом будет этим тем, кого ты любишь. Ведь они тоже любят тебя. Что станет с твоей мамой, если тебя убьют? И как я должна буду жить дальше, понимая, что тебя не уберегла?

Гатто не выдержал и сгрёб руки Эрманики в свои.

– Кама Ферра, не говорите так, – взмолился он. – Мы ведь договорились, что мы лишь напарники. Даже не друзья! А теперь вы дразните меня.

– Я потеряла нескольких друзей во время теракта и осталась жить с тем, что… Я осталась жить. За себя и за них. Но всех жизней не проживёшь один, поэтому я бы хотела не терять людей, а встречать новых. Жить и любить, а не испытывать страх и вину за тех, кого не сумела уберечь. Ты понимаешь, о чём я толкую?

Чезаре Гатто кивнул, но затем потянулся через стол, ещё тёплый, но уже не обжигающий, буквально животом на столешницу лёг, чтобы дотянуться… И достал до губ Эрманики в тот момент, когда она только-только сообразила, что происходит. Это был мимолётный, но очень чистый и нежный поцелуй. У Гатто были гладкие и прохладные губы. Большого труда стоило не отшатнуться… или не податься вперёд, чтобы продолжить? Всё-таки мальчишка был по-своему хорош.

– Это лишнее, Чиро, – сказала Ферра сдавленно.

– Будьте уверены, детектив, я найду способ уберечь вас и уберечься самому, чтобы вы не страдали, – сказал парнишка. – И завтра мы никуда не денемся, мы придём.

– Мы придём, – клятвенно заверила его Ферра. – А ещё, пожалуй, позвоню-ка я адвокату Джиованни. Ну так, поинтересуюсь, насколько тяжело ей пришлось и много ли досталось. Быть может, она сумеет выйти или прислать замену получше, чем этот мопсовидный подлиза Мартини!

И, встав, отсалютовала то ли давно уже ушедшему Мартини, то ли Братству, а то ли всему миру неприличным жестом – ударом рукой по сгибу в локте, жестом, который очень любят футболисты Ремии и не только они.

***

Колокольчик… Ферра коснулась кончиками пальцев нежно зазвеневших хрустальных трубочек. Звон вышел поразительно прекрасный, словно бальзам для ушей.

Зеркало. В отражении Эрманика увидела себя: натянутую, как струну, напряжённую до предела. Ещё немного, и сердце просто выскочит наружу. Уж такой сегодня день, десятое апреля, четверг. Если никто и ничто не подведёт, они одержат первую победу в целой их череде. Но это вряд ли будет простой бой. Ферра оглядела свой костюм – чёрная юбка, тёмно-красная блузка, строгий жакет. Светлые волосы с заметно отросшими тёмными корнями. Надо бы зайти в парикмахерскую…

«Вот сегодня после слушания и зайду!» – решила про себя женщина.

Дверь. Снаружи ждали Дженна, Мад Гервас, Чезаре Гатто и двое патрульных. Сегодня Дженне придётся побыть в участке, это место было наиболее безопасным. Выйдя на крылечко, Ферра сощурилась: какой ясный день, какое чистое небо. Хороший день для сражения! И пусть не придётся пустить в ход огнестрельное оружие. Битва разумов и профессиональных навыков против преступности и произвола – тоже самая настоящая битва.

Она подёргала дверную ручку, трижды проверяя, надёжно ли заперт дом. На этом всегда настаивал Альтео ди Маджио.

– Можно мне с вами? – спросила вдруг Дженна.

– Никак нельзя, – сказала Ферра строго. – Вам лучше пока не высовываться.

– Строго говоря, моя фея, нам всем лучше бы не высовываться, – сказал Везунчик.

– Гервас, вы можете идти на все четыре стороны, – ответила Эрманика. – Сказать честно, ваши показания были бы очень ценны, наравне с курьерскими. Но если засветитесь как наш информатор, ваши же коллеги житья вам не дадут.

– Ой, не очень-то и хотелось проводить среди них остаток жизни, – заухмылялся Везунчик. – Сказал же: