Человек государев - Александр Горбов

Я бросился за ним. Думал, что Аркашка планирует пробежать коридор насквозь и удрать по чёрной лестнице, но он распахнул дверь в архив и скрылся за ней.

— Тётушка! — донёсся до меня вопль. — Помогите!

В замке заскрежетало — дверь запирали на ключ. Я опоздал буквально на секунду. Подёргал ручку. Безрезультатно — на замках в Коллегии не экономили.

— Безобгазие! — услышал я из-за двери. — Что пгоисходит⁈

* * *

Мухин, по счастью, от кипятка почти не пострадал. За исключением того, что промок, конечно. Пообещав непонятно кому, что он этого так не оставит, удалился.

— Вот и повод домой отправиться, — ухмыльнулся Саратовцев, когда за начальством закрылась дверь. — Не ходить же в мокрых ботинках! Давай, Миша, помогу тебе прибраться.

Мефодий с причитаниями вернул на подставку чайник, поднял перевёрнутый фикус, притащил откуда-то веник и замёл на совок высыпавшуюся из горшка землю. Мы с Саратовцевым собрали разлетевшиеся бумаги. После чего уселись на подоконник.

Саратовцев мне насплетничал, что Аркашка приходится архивной Бабе-яге Розалии Сигизмундовне то ли племянником, то ли ещё какой-то роднёй. Открывать дверь архива Баба-яга отказалась наотрез. Я, впрочем, особо и не настаивал, после позорного бегства Аркашки злость испарилась.

Мы с Саратовцевым гадали, каким образом Аркашка будет покидать здание Коллегии. Через парадный вход побоится — для этого надо пройти мимо нашего кабинета, а дверь мы предусмотрительно держали открытой.

— Через чёрный ход выйдет, — сказал Саратовцев. — Либо в окно на первом этаже вылезет, которое на ту сторону выходит. Из бухгалтерии.

За дверью чёрного хода мы наблюдали с подоконника сами, за окнами первого этажа приставили следить кучера Кузьму. Но изобретательность Аркашки превзошла наши ожидания.

Он прошествовал по коридору мимо нашей двери под руку с Розалией Сигизмундовной.

— Аккуратнее, тётушка, — донеслось до нас. — Ах, как жаль, что у вас разболелась голова! Хорошо, что я рядом, могу проводить вас до дома.

Глядя на проходящую мимо кабинета пару трудно было определить, кто из них кого провожает. Аркашка вцепился в острый локоть Розалии Сигизмундовны крепче, чем младенец хватается за подол матери.

Мы с Саратовцевым переглянулись и расхохотались.

Глава 25

Кузовок

Уж не знаю, чем я не угодил начальству, но Мухин словно решил меня сгноить на работе. Если раньше я его и на службе-то не каждый день видел, то всю последнюю неделю он каждый вечер вызывал меня к себе в кабинет и требовал отчёт о разобранных жалобах. При этом делал такое лицо, будто я в нашей конторе единственный бездельник и он вынужден меня терпеть. То ли невзлюбил меня и решил выжить из конторы, то ли срывал на мне злость из-за личных проблем. Либо, как предположил Захребетник, пытался задавить мою инициативность после попытки расследования на оружейном заводе. Так что я корпел над бумажками не разгибая спины под сочувствующими взглядами коллег.

Но самую большую свинью Мухин подложил мне в пятницу. Буквально перед обедом зашёл к нам в кабинет и тяжёлым взглядом обвёл всех присутствующих.

— Поздравляю, господа. У нас новый кузовок.

Мефодий Ильич подавился чаем и закашлялся, забрызгав бумаги на столе. А Саратовцев закатил глаза и глухо застонал:

— Опять? Да чтоб его приподняло и за ногу об угол! Сильвестр Аполлонович, а нельзя этот кузовок в полицию отправить? Пусть они разбираются. Он же опять нас замучает!

— Как в прошлый раз не получится, — поморщился Мухин. — Он теперь учёный, сразу на нас пишет. Придётся разбираться, господа! Кто на этот раз встанет грудью на защиту родного ведомства?

— Мне нельзя, — Мефодий Ильич приложил обе руки к груди, — у меня сердце больное, я второй раз не выдержу.

— На следующей неделе поставка из Горного ведомства, — набычился Саратовцев. — Я должен быть здесь, а не с кузовком разбираться.

Мухин посмотрел на меня и изобразил скорбную мину.

— Остаётесь только вы, Михаил Дмитриевич. Как самый молодой и полный сил, вы, конечно же, справитесь с кузовком. Держите!

Он положил передо мной лист бумаги, сочувствующе покачал головой и молча вышел.

— Хотите чаю, Михаил? — с облегчением в голосе спросил Мефодий Ильич. — С печеньем. Вам сейчас требуется сладкого употребить, для думанья очень полезно.

— Держись, Мишаня, — Саратовцев потряс в воздухе кулаком. — Родное ведомство тебя не забудет!

— Так, стоп. Объясните мне, что за кузовок такой и что вообще происходит?

— Не кузовок, а Кузовок. Проклятье нашего ведомства.

Как оказалось, личный дворянин Доримедонт Васильич Кузовок был головной болью всех официальных учреждений города Тулы. Бывший управляющий казённого патронного завода вышел в отставку лет пять назад и обнаружил, что ему совершенно нечем заняться. Жена умерла, дети жили далеко, денег для безбедной жизни хватало, а увлечений он себе так и не завёл. Другие на его месте женились повторно, начинали играть в карты, ну или молодую любовницу заводили. На крайний случай увлекались каким-нибудь спиритизмом и доводили духов до икоты глупыми вопросами. Но нет, Кузовок оказался не из таких и начал жаловаться. Но не соседям или знакомым, а напрямую официальным лицам. И не на жизнь, а на «неустройства» города и «нарушения порядков».

Дамы позволяют себе гулять по бульвару в «ненадлежащем» виде? Жалобу на них! И в полицию, и градоначальнику, и в канцелярию архиерея на всякий случай. Извозчики останавливаются на неположенном месте? Жалобу! Лужа на проезжей части в центре города? Жалобу! В трактирах ночью устраивают шумные пирушки? Жалобу! Гуси в центре города на газоне пасутся? Жалобу!

При этом Кузовок не просто писал бумажки, но и пристально следил, чтобы они не затерялись в различных канцеляриях, и требовал дать ответ на каждую. А если его пытались игнорировать, писал жалобы уже в столицу, кляузничая на нерадивых чиновников и их небрежение делами. Вроде как одна из его бумажек дошла даже до государя, немало того позабавив.

Кого другого давно бы упекли в лечебницу для душевнобольных за маниакальное жалобничество и сутяжничество. Но Кузовок был в своё время человеком немаленьким и водил знакомство даже с губернатором. Так что чиновники всех мастей скрипели зубами, тихо ругались про себя, но вынуждены были отвечать на запросы «неравнодушного гражданина».

К нашему ведомству у Кузовка был особый счёт. Периодически он начинал писать жалобы на «неправомерную» волшбу, на незаконную магическую практику, на разбазариваемый малахириум и десятки других подобных вещей. Какое-то время Кузовок