Незнакомцы - Мария Анатольевна Акулова

— три кита, на которых моя жизнь до сих пор стоит.

Или стояла до недавних пор.

Яровей — во многом консерватор. В его дом вхожи только самые близкие. Попасть сюда впервые мне было очень важно. А потом… К успехам привыкаешь быстро. Особенно, когда внутри при этом настолько пусто. Совсем по-новому.

Его дом защищен от прослушек. Оснащен камерами по периметру и нафарширован вооруженной охраной.

Все вокруг знают, что их сосед — уголовник, который оброс достаточным количеством связей и заимел такие рычаги, что трогать его не станут.

Его эра кажется вечной, его путь — гладкой взлеткой, только вот загвоздка: эту бесконечность решили прервать. В частности, моими руками.

— Развал ещё обижается? — я поднимаю взгляд от пальцев, не переставая водить по подушечкам с нажимом, и смотрю на профиль Олега Яровея.

Когда мы давным-давно были с ним условно знакомы (он — главарь отбитой банды, я — шестерка в ней), Олег выглядел сильно иначе. Был моложе и даже визуально лишенным тормозов.

Сейчас это поджарый солидный мужик при костюме и с выдержкой, как у летящего в самолете с кучей ебучих цыплят слона. Давит он их целенаправленно и осознанно. Нужных.

Его главный безопасник — Борис — смотрит на шефа и, поджав губы, мотает головой.

Олег выплевывает:

— Сука злопамятная.

Начбез пожимает плечами.

Они вдвоем пытаются рассчитать все риски и предостеречь себя же от возможных проебов. Похвально, что затыкают дыры. Правда не те, точнее не ту.

Тогда, в квартире, я дал Лолите карт-бланш. Хочешь — облегчи душу. Слей меня. Они раскрутят. Всё поймут. В моменте казалось, может так было бы даже лучше. Я тоже устал от всего этого дерьма.

Я знаю, что рано или поздно встретится скала, с которой я нахуй сорвусь. Почему не эта?

А выбор в моей голове всё чаще упирается в тупик: я или она. Дурочка, набившая белого волка и оседлавшего его цыпленка.

Идиотская идея. Дебильный, детский символизм. Хуй знает, почему в ней все так сильно пронимает, почему с ней всё так искренне.

— Ты же сам понимаешь, что мы пережали, — Борис произносит спокойно, Яровей обводит взглядом присутствующих.

Нас в комнате семь человек. Семь дорогих гостей-подельников. Впереди очень важное дело: Яровей решил наладить свой коридор нелегальных поставок драгоценных металлов. Логистическая компания даже не поймет, что она участвует. В ней завербован крот. Я получил пломбы на контейнеры и провел по базам номера. Всё продуманно до мелочей. Всё сорвется не потому, что кто-то налажал.

Про конфликт Яровея с Развалом не слышал только ленивый. Я тоже в курсе. Когда взгляд Олега замирает на моем лице, в ответ смотрю спокойно. Он мог бы не тратить время, но объясняет:

— Мои пацаны пережали. Племяху ему испортили. Он злится.

Я, блядь, помню. Все вы твари. Но Руслан, с которым я сжился, которого играю (а может быть тот, которым я истинно есть), не способен оплакивать горе отдельно взятой девки.

Вроде бы.

Не дожидаясь реакции (да и какой она может быть?), Олег переводит взгляд на ещё одного участника встречи — старшего Зернова:

— Подумай ещё, чем мы можем его задобрить. Я ругаться не хочу. Сильно.

— Он чет никак не остынет. Око за око хочет.

Челюсти Яровея сжимаются. Он бросает взгляд за спину. Куда смотрит — знаю. Что за окном — тоже.

— Я выйду покурю, хорошо? — Спрашиваю, сжимая ручки кресла и отталкиваясь.

— Давай. Я тоже сейчас выйду.

Кивнув, направляюсь в сторону балкона без спешки. Я не должен выглядеть человеком, который вслушивается в каждое слово и боится их пропустить.

Да, я прошел все проверки, но даже сейчас пёс-Борис провожает меня задумчивым взглядом. Может быть чуйка у него. Школа старая. Опыт жизненный. Его есть, за что уважать. Он — профи. А я — большой проеб.

Не делаю вид, что не замечаю. Открыв дверь, оглядываюсь и смотрю в ответ. Улыбаюсь.

Он тоже.

Уверен, говорил с Яровеем, что не надо меня близко подпускать. Но Яровей решил здесь сам.

Выхожу на балкон и смотрю на охуенный бандитский сад с цветником.

Всё, как и думал.

Затяжная осень делает его волшебным. Здесь доцветают поздние розы и разукрашивают кровавую жизнь в светские краски оплаченные грязными бабками шедевры ландшафтного искусства.

А ещё отсюда хорошо видно качели, на которых любит посидеть с книгой или с телефоном самый очевидный вариант взять око за око.

Лолита Александровна. Не дочь, но слабое звено.

И только я знаю, насколько оно слабое.

До ушей доносятся обрывки слов в кабинете, но я уже не вслушиваюсь. Достаю сигарету, зажигалку и закуриваю.

Лола сидит спиной к балкону. Знает, что я здесь, но вряд ли прямо-таки специально выставляет себя напоказ.

Она таким не балуется.

Тем более, ей правда сложно.

В ее чистом мире посреди океана дерьма время этических дилемм.

Когда мы приехали — вычитывала за что-то пиздюка-Расула. Увидев меня — только нахуй не послала и не залепила по роже, а так… Не оттаяла, скажем. Может и правильно.

Сидит, согнув колени, и смотрит в телефон. Что ты там ищешь? Переписываешься с кем?

Мне не отвечаешь, а я только прозрел, что привык уже к этой хуйне. Вроде бесило, а вроде и нравилось…

Она не сказала мне «да», «нет» я не принял. Между нами — непонятно и шатко. Контакт слабый. Почти отсутствует. Мы больше не встречались. Я пока не настаиваю.

Наверное, сейчас так лучше.

Сливов через нее не будет. Возможно, и секса у нас тоже.

Лола меняет позу, поправляет светлые волосы. Отбрасывает их. Это невозможно, но мне в ноздри забивается знакомый запах. Какая она наощупь я тоже отлично помню.

И как на меня воздействует.

Будит внутри несвойственную импульсивность. Делает жадным, дурным, рискованным.

А ещё рушит мои же установки, оказавшиеся самообманом: рано или поздно это кончится больно, но я не дал соскочить легко, хотя должен был.

Тяну за собой. Дальше и глубже. На самое ебучее дно.

По дорожке пружинистым шагом к ней идет младший Зернов. Старший его взял для участия в той части разговора, где ещё больше про бизнес, чем про криминал. Потом под видом важности срочного звонка мальца спровадили из кабинета.

Ревнует ли он отца и несостоявшегося тестя ко мне? Да вряд ли. Он гибкий. Максимально гибкий.

И на Лолку тоже зла не держит. Ну ебет ее другой, подумаешь. Наебется. Перебесится.

Не знает, правда, что ебет не простодушный Эд, а я.

Подходит к моей Лолите, окликает. Она, вздрогнув, поворачивает голову и