Сними очки, ботаничка - Анастасия Боровик

— Ну дал эксперимент неожиданные результаты, но это лишь первый этап. В науке, как и в жизни, редко всё идёт по плану с первого раза. Главное — правильно интерпретировать полученные данные и... приготовить новые пробирки.

Глава 3. Сталкер поневоле

Мама садится рядом с моей кроватью и трогает мой лоб холодной ладонью.

— Мирочка, подъем. Что с тобой происходит? Ты заболела?

Я скидываю её руку и злюсь. Посмотрела бы она на себя, если бы всю неделю вместо спокойной размеренной жизни бегала за самым активным человеком в школе. Такой ненависти, какую я испытываю к Виктору Александровичу Клюеву, родившемуся 15 ноября, я не чувствую ни к кому. У него точно в анамнезе синдром гиперактивности и дефицита внимания.

— Всё хорошо, мам. Я просто не высыпаюсь. Сама видишь, день становится короче, а ночь длиннее.

— Ты уверена? Потому что на этой неделе ты постоянно где-то пропадаешь, а в школу прихожу будить тебя я.

— А я, кстати, могу остаться дома и поспать? — Решаю, что заслужила выходной, и накрываюсь с головой одеялом.

Мама тревожно смотрит на меня и, стаскивая одеяло, дёргает меня за плечи.

— Мира, тебя кто-то обижает? Как там у вас это называется… буллинг? — Принимается рассматривать мои ноги, руки, голову. Я отпихиваюсь как могу, но получается вяло.

— Гиппократ, отец медицины, — отбиваюсь я, встаю и выхожу из комнаты под бормотание мамы. — Со мной всё хорошо, просто хочу спать.

— Ты никогда со мной так не говорила… Надо срочно узнать, что происходит у Кати, — добавляет мама, и я замираю в ужасе, что меня сейчас раскроют. Подхожу, обнимаю её крепко и говорю:

— Мам, просто сегодня химия, и там очень сложная тема, а я её до конца не разобрала. Ну, ты понимаешь… Окислительно-восстановительные реакции, передача электронов между молекулами, там ещё ионы или атомы с изменением степени…

— Всё, всё, хватит! Лучше бы ты сказала, что влюбилась в красивого спортсмена. Хочешь — оставайся дома, — поправляет мои волосы мама и, причитая что-то под нос о том, что я «неисправима» и внуков она никогда не дождётся, уходит.

Нет, мама, я не влюбилась в спортсмена. Я мечтаю препарировать одного. Бегаю за ним — и всё равно не успеваю. Утром у него пробежка, в школе постоянные перемещения: то в один класс, то в другой, со всеми пообщаться или провести полперемены в туалете под дикий хохот и шутки Стрельцова. После школы — на баскетбольную площадку, потом в бассейн или наматывать круги по всему району — то с друзьями, то с собакой, то с непонятными девочками, явно старше его.

Этот Витя! Ух, Лена должна радоваться, что он её бросил. Я, кажется, за неделю потеряла два килограмма, пока следила за ним, а толку ноль. Больше таких скачек не выдержу. Митенька, как долго я тебя не видела. Я уже почти потеряла надежду, что соединить Витю и Лену, хотя эти двое созданы друг для друга.

Сильными нажатиями чищу зубы, смачно набираю воды, чтобы прополоскать рот, и забрызгиваю зеркало. Протираю очки и ужасаюсь своей мыслительной активности. Эти брызги — точь-в-точь как мои мысли внутри: всё хаотично и непонятно. А для меня это полный раздрай. Вытираю зеркало насухо, чтобы не осталось ни капли. Меня еще никто так не бесил.

Позавтракать уже не успеваю, поэтому хватаю злаковый батончик, бросаю его в сумку и направляюсь в школу. Там, пройдя большую часть пути невидимкой, забегаю к любимой учительнице химии — Тамаре Львовне. Нужно узнать про олимпиаду.

Вбегаю в кабинет и вижу знакомое лицо.

— О, Мирочка, как хорошо, что ты зашла.

— Здравствуйте, Тамара Львовна. Я хотела узнать про олимпиаду. Когда она будет проходить?

— В конце ноября, Мирочка. И с тобой ещё пойдёт мальчик из параллельного класса — Витенька Клюев.

— Что? — удивляюсь я. Какая олимпиада по химии? Ему бы только ГТО сдавать! — А он, по-вашему, нормальный? — довольно грубо вырывается у меня.

— Мирочка, девочка моя умная, очень странный вопрос от тебя. Что ты имеешь в виду? — Учительница с лёгким осуждением смотрит на меня.

— Ну, он вроде не отличник, и нигде раньше не был замечен…

— Просто он идёт против системы, понимаешь? Такой… бунтарь. А на самом деле очень-очень умный.

Что значит идет против системы? То есть такой школьный революционер, который не делает домашку, потому что она ему не по статусу? У него, видимо, более важные миссии — то ли женский комитет школы собирать, то ли новую конституцию для школьного буфета писать. Или, может быть, готовит восстание против школьного дресс-кода...

— Он, как и ты, хочет стать врачом. И, кстати, очень симпатичный, — подмигивает мне моя шестидесятилетняя добренькая версия Марии Кюри.

Я знаю, он просто очаровал её своими мышцами плечего пояса.

— Врачом? Каким врачом собирается стать? — Решаю, что это мой шанс узнать о нём больше. В конце концов, чего я расстроилась? Наоборот, всё само идёт мне в руки.

— Не знаю, не спрашивала.

— А что у него с биологией?

— Откуда же мне знать?

— А он понимает, что конкурс в медицинский большой и там не получится «идти против системы»? А русский язык? Он вообще умеет на нём разговаривать или только мяч в корзину кидать?

— Мирочка, тшш… — пытается меня остановить химичка, но я словно разгоняющийся атом. — Твоё любопытство может утолить сам Витенька, тем более он как раз здесь. — Говорит она таким благостным тоном, будто дала добро на наши «отношения», и теперь мы должны идти рука об руку, поклясться на учебниках химии в вечной помощи друг другу.

Я прихожу в себя и страшно краснею. Понимаю, что нужно набраться смелости и повернуться, но не могу.

— Готов ответить, хотя ещё никогда не слышал, чтобы в моей умственной деятельности так сомневались, — усмехается парень, и я даже спиной чувствую, как появляются его ямочки.

— Мне пора, у меня русский, — бормочу я, избегая взгляда, и медленно двигаюсь к выходу.

— Кстати, с языком у меня всё отлично.

Я замираю и поворачиваюсь. Вижу, как он вальяжно сидит на краю парты, скрестив руки и закинув ногу на ногу, смотрит на меня хитрющим взглядом.

— Что? С каким