Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

снова накрыло. Не образ, а целое полотно ощущений. Шершавая кора под ладонями. Мускулистое предплечье, обхватившее ее талию, когда он помогал ей слезть. Низкий, грудной смех, который она почувствовала скорее кожей, чем ушами. И этот запах — дым, настоящий, едкий, живой, ворвавшийся в ее ноздри как вызов.

— Никакого, — прошептала она, отпивая большой глоток ледяного совиньона. Вино обожгло горло, но не смогло прогнать истекающий срок годности этого воспоминания. — Неважно.

Она отвернулась к огромному панорамному окну. В черном стекле, как в зеркале, отражалась их гостиная — безупречная, выверенная, без единой пылинки. И ее собственное отражение — ухоженная женщина в дорогой одежде, с идеальной прической. И тогда ей показалось, что сквозь это отражение она видит другое — его, Сергея. Не насмешливого спасателя, а того, каким он был в последнюю секунду. Стоящего у машины и смотрящего на нее с таким немым, горячим интересом, с каким Дмитрий не смотрел на нее, кажется, никогда. Ее муж смотрел на нее как на часть интерьера. Этот незнакомец — как на чудо.

— Ты вся какая-то взволнованная, — заметил Дмитрий. Его голос, ровный и отполированный, как галька, вернул ее в реальность. Он налил себе виски, и звон хрусталя был таким же холодным, как все вокруг. — Наверное, впечатлилась этими детьми. Я же говорил, не стоит на такое ходить, только нервы трепать. Лучше бы в спа поехала, привела себя в порядок.

Он говорил, а она ловила себя на том, что сравнивает. Его голос был приглушенным ковром, в нем не было ни капли той низкой, вибрирующей нотки, что заставляла ее сердце биться чаще, а живот сжиматься от трепета. Его ухоженная рука с бокалом — без единого шрама, с дорогими часами — казалась такой бесполезной и хрупкой по сравнению с той, сильной, иссеченной мелкими отметинами рукой, что с такой легкостью держала ее.

— Да, — согласилась она, глядя в свое вино. — Наверное, впечатлилась.

Она подошла к дивану, села, обняв колени, как подросток. В ее ушах стоял навязчивый гул — нарастающий рев мотора пожарной машины, сдержанный хохот его коллег, тихий, полный доверия шепот: «Доверьтесь мне».

Дмитрий что-то говорил о новом контракте, о перспективах, о том, что им стоит подумать о поездке на выходные в Финляндию. Закупиться. Отдохнуть. «Вовремя и правильно», — как всегда.

А она сидела, прижимая к груди колени, и пыталась удержать его, этого незнакомца. Она поднесла ладонь к лицу, к носу, вдыхая. И ей показалось, нет, она была почти уверена — с ее кожи, из-под ногтей, с волос все еще пахнет дымом. Этот призрачный, крамольный шлейф витал вокруг нее, как джинн, выпущенный из бутылки, как дерзкое обещание чего-то настоящего. Он был единственным доказательством того, что сегодняшний день случился на самом деле. Что она не просто еще один винтик в этом отлаженном, бесшумном механизме под названием «их брак».

Она закрыла глаза, вжимаясь в спинку дивана.

И поняла страшную вещь: она до ужаса боится, что завтра этот запах выветрится. И не останется ничего, кроме привычной, гробовой тишины, в которой можно сойти с ума.

Глава 6

Случайная встреча (или нет?)

Прошло три дня. Семьдесят два часа, в течение которых Виктория существовала в странном пограничном состоянии, будто на тонкой грани между двумя реальностями. В одной — она была Викторией, женой Дмитрия: завтракала в гробовой тишине, отвечала на деловые письма, примеряла на себя жизнь, сшитую по чужому лекалу. В другой — она была просто Викой, той самой, что полезла на дерево, чувствуя под пальцами шершавую кору, а в груди — безумный азарт.

Этот образ пожарного — Сергея — стал ее навязчивым мотивом. Она ловила себя на том, что в сотый раз прокручивает их мимолетный диалог, придумывая остроумные ответы, которые не пришли ей в голову тогда, и сгорала от стыда при мысли о своих трусах с пони. Но стыд странным образом смешивался с чем-то сладким и запретным — с волнением, от которого перехватывало дыхание. Она могла мыть чашку и вдруг застыть, ощущая на своей ладони призрачное тепло его руки. Или, глядя на мужа, ловить себя на мысли: «А тот, пожарный, пах бы сейчас дымом, а не офисом и дорогим парфюмом».

Она сидела за своим изящным бюро, пытаясь сосредоточиться на отчете, но буквы расплывались, складываясь в насмешливую улыбку и пронзительные глаза цвета темного дыма. За окном моросил противный петербургский дождь, превращавший город в размытую акварель. И вдруг телефон на столе завибрировал, заставив ее вздрогнуть, будто от удара током. Незнакомый номер.

Сердце екнуло, совершив прыжок куда-то в горло. Нелепая, безумная надежда, которую она тщательно скрывала даже от самой себя. Она взяла трубку, стараясь, чтобы голос звучал собранно и холодно, как подобает Виктории.

— Алло?

— Виктория? — Голос в трубке был низким, чуть хрипловатым, и она узнала его мгновенно, всем существом. По телу пробежали мурашки. Это был он. — Это Сергей. Пожарный. С того самого дуба.

Он сделал паузу, давая ей опомниться. Она молчала, сжав трубку так, что пальцы побелели, пытаясь загнать обратно вырвавшееся на свободу безумие.

— Я звоню, потому что по инструкции обязан проверить состояние спасенных, — продолжил он, и в его голосе явственно слышалась улыбка, теплая и немного наглая. — Итак, как ваше самочувствие? Не осталось травм? Ссадин? Или… чувства глубокого унижения? Особенно в районе гардероба.

Вика фыркнула, не удержавшись. Его наглость была поразительной и… заразительной.

— С унижением я как раз справляюсь, — парировала она, стараясь, чтобы в голосе звучала ирония, но предательская дрожь выдавала ее. — Методом подавления воспоминаний. А так, вроде жива. Спасибо, что проявили… профессиональную заботу.

— Всегда рад. А кот, кстати, тоже в полном порядке. Пристроился. У начальницы нашего клуба «Юный пожарный». Так что можете считать вашу миссию полностью успешной. Хотя, — он снова сделал театральную паузу, — спасение было, скажем так, коллективным.

— Очень рада за него, — выдохнула Вика, чувствуя, как по телу разливается глупое, счастливое тепло, с которым она была не в силах бороться.

Между ними повисло молчание, но оно не было неловким. Оно было густым, насыщенным невысказанным, будто заряженным статическим электричеством.

— А знаете, — сказал он, нарушая паузу, и его голос стал чуть тише, доверительнее, — я тут подумал. Рисковать таким изящным… э-э-э… достоинством ради животного — это довольно смело. Глупо, черт возьми, до невозможности, но