Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

который они называли своей крепостью, действительно был ею: прочные стены, горящий в камине огонь и смех Машки, заполнявший собой каждую щель. Но любая крепость проверяется осадой.

Испытание пришло оттуда, откуда его всегда ждал Сергей — с работы. Не огонь, не риск, а тихая, бюрократическая гроза. Проверка из вышестоящего управления, выявившая какие-то незначительные, надуманные нарушения в отчетности за прошлый квартал. И вся вина легла на плечи Сергея как старшего смены. Ему грозило не увольнение, но понижение, перевод в другую, далекую часть. Удар ниже пояса, который он, человек действия, не знал, как парировать.

Он пришел домой не таким, как обычно. Не уставшим, но выхолощенным, потухшим. Он не подбросил на пороге визжащую от восторга Машку, не искал взглядом Вику, чтобы обнять ее с порога. Он просто снял ботинки и прошел в гостиную, тяжело опустившись на диван.

Вика сразу поняла. Она доставила с кухни чашку горячего чая, поставила перед ним и села рядом, не говоря ни слова. Она знала этого мужчину — он должен был сначала сам переварить горечь, прежде чем делиться ей.

— Могут перевести, — наконец произнес он, глядя в стену, где висела их с Машкой фотография с пожарной машины. Голос его был глухим, безжизненным. — В часть на другом конце города. На понижении.

Вика почувствовала, как у нее похолодело внутри. Другой конец города означало бы, что они будут видеться урывками. Что он будет пропадать в дороге по четыре часа в день. Что их общий мир, который они с таким трудом выстроили, даст трещину.

— За что? — тихо спросила она, положив руку ему на колено.

И он выложил ей все. Сухие, несправедливые формулировки, отчеты, которые он не вел «в надлежащей форме», чью-то перестраховку, из-за которой он теперь становился козлом отпущения. Он говорил, а его кулаки непроизвольно сжимались.

— Я тушил самые адские пожары, вытаскивал людей из ада, а меня теперь… под ковер? За бумажки? — в его голосе впервые зазвенела ярость, горькая и беспомощная.

Вика слушала, и ее собственный страх постепенно сменялся холодной решимостью. Она видела не просто обиженного мужчину. Она видела солдата, раненного в спину своим же командованием. И она знала, что сейчас его главный тыл — это она.

— Нет, — сказала она твердо.

Сергей поднял на нее уставшие глаза.

— Что «нет»?

— Нет, мы этого не допустим.

Он горько усмехнулся.

— И что ты предложишь, Искра? Пойти и подраться с начальством? Это не дерево, на которое можно залезть.

— Нет, — она взяла его лицо в свои ладони, заставляя его смотреть на себя. — Это бюрократическая война. А на ней нужны другие методы. У тебя есть я. И у нас есть правда.

И она начала действовать. Не скандалить, а работать. Она, с ее умением структурировать информацию и докапываться до сути, провела весь вечер и следующее утро за компьютером. Она нашла старые, правильно заполненные отчеты, отыскала в законодательстве пункты, которые трактовались неоднозначно, составила четкое, обоснованное письмо-апелляцию. Она не была юристом, но она была женой, сражавшейся за своего мужа и их общее счастье.

Сергей смотрел на нее, и в его глазах медленно возвращалась жизнь. Он видел, как ее пальцы быстро стучат по клавиатуре, как она хмурит брови, перечитывая какой-то сложный абзац. Он видел в ней не ту безрассудную девчонку с дерева, а сильную, умную женщину, его партнера, его союзницу.

— Ты знаешь, — тихо сказал он, подходя и обнимая ее сзади, пока она работала. — Раньше я думал, что главное в мужчине — это сила. Уметь вынести из огня, проломить дверь, поднять тяжесть. А сейчас я понял, что моя самая большая сила — это ты.

Вика обернулась и улыбнулась ему, усталая, но с тем самым огоньком в глазах.

— Мы команда, Сергей. Ты тушишь пожары, а я… я тушишь бюрократические возгорания. Разделение труда.

На следующий день он пошел на разбор с ее документами в руках. Он чувствовал себя не оправдывающимся подчиненным, а вооруженным до зубов бойцом. Он говорил спокойно, уверенно, оперируя фактами, которые ему предоставила жена. И это сработало. Гроза миновала, перевод отменили, отделались строгим выговором, который через полгода обещали снять.

Вечером они сидели на кухне. Маша спала. В доме пахло спагетти, которые Вика наконец-то смогла спокойно приготовить. Сергей держал ее руку в своей, проводя большим пальцем по ее костяшкам.

— Знаешь, о чем я думал, когда вышел от начальства? — спросил он.

— О том, что я гениальная? — пошутила она.

— О том, что наш огонь… он не только про тепло и уют. Он про то, что мы можем вместе пройти через что угодно. Через настоящий огонь, через бумажную волокиту, через что угодно. Сегодня я был в твоей стихии. И чувствовал себя… защищенным.

Вика прижалась к его плечу.

— Мы просто не дали нашему миру дать трещину. Мы его укрепили. Еще одним слоем.

Он наклонился и поцеловал ее. Это был не страстный поцелуй первой брачной ночи, а что-то более глубокое и важное. Поцелуй благодарности, уважения и безграничного доверия. Они прошли проверку не на страсть, а на прочность. И выстояли. Их главный огонь не просто горел ровно — он закалился в этой небольшой, но такой важной буре, став еще надежнее и неукротимее.