Врата Полуночи - Анна Айдарова

ли… Потом она его убрала в сумочку такую. А сумку мне отдала у дома — подержать попросила. Я и взял. В карман сунул, вроде сюда.

Котомка нашлась в ветровке. Лежала себе, почти не ощутимая и никем не замеченная, в кармане. Алек развязал ее и высыпал на стол перед кошечкой содержимое.

— Вот он, меч, — указал журналист на свёрнутый поясок.

— Надевай, — велела кошечка и лапкой начала дотрагиваться до остальных предметов.

— А вот ленты. Мира их бросила когда Луна на нас падала.

— Ты надевай, не отвлекайся.

Алек покорно развернул поясок и завязал впереди. Ничего не произошло. Как болтался старый, потрёпанный кусок тканого полотнища, спускаясь ему чуть не до колен, так и болтался. И не превратился ни в какой богатый пояс с мечом, как это произошло на поляне.

Кошечка поняла недоумение Алека по-своему:

— Спрячь, спрячь под майку. Нечего артефактами светить направо и налево. Чтоб не увидели до поры. А это все прибери, да смотри, не потеряй в дороге! Вот этот гребешок, смотри — бросишь за спину — вырастет лес, никакие преследователи не пройдут-не догонят. А вот и зеркальце. Как же Миренка-то, забыла и не спрятала? Счастливый ты. Покажи зеркальце духу, так, чтобы посмотрелась она. И сила ее исчезнет.

— Она зеркало ищет?

— Зеркало. В нем погибель. Найдёт — разобьет, выпустит всех. Ты поэтому осторожнее будь, береги его. Как поймаешь — убери сразу от греха.

— Понял. Слова там какие надо сказать? Волшебные.

— Ты это сделай, умник, — фыркнула кошечка, сметая все со стола обратно в котомку. — Слова. Какие уж слова!

— Ну и хорошо. Мы пойдем тогда?

— Молочка попейте, на дорожку. И езжайте себе. А в доме, Алешенька, ты не пей и не ешь ничего. Ни из рук поменыша, ни от кого понял? Кто бы что не предложил. Иначе спать Мирене крепким сном до следующего полнолуния.

— А потом?

— А потом уже никакой разницы никому не будет, когда в мир охотники въедут. Некому будет врата защитить, некому будет откупиться. А уж если въедут… то и защищать потом некого будет. Про апокалипсис слышал? Воооот. В кино-то тоже, поди, видел? Так это — детский лепет по сравнению с тем, что на земле начнется. Так что ты постарайся, сынок.

Кошечка спрыгнула на пол, повернулась вокруг себя и предстала перед Алеком в новом обличии. Ее нельзя было назвать старой: статная юная дева стояла перед человеком, но чувствовалось в ней такая древность — взгляд ли ее зеленых, как спелые крыжовинки, глаз, выражение ли, — такая сила! Рыжие волосы густой волной спадали чуть не до пола, и, казалось, никакая лента их не удержит, приди кому в голову собрать и спрятать эту роскошь.

— Не о том ты думаешь, Алешенька!

Голос был нежен, но никто, даже самый придирчивый ханжа не смог бы упрекнуть хозяйку в том, что как-то по-особенному она говорит или смотрит, в том, что наводит свои извечные женские чары.

Девушка тем временем разлила молоко из высокого глиняного кувшина, заботливо прикрытого марлей: Алеку в такую же чашку из необожжёной глины, волку — в мисочку, которую поставила ему прямо под морду.

— Ты, Алешенька, как в дом-то войдёшь, ты вспомни, что молоко-то пил.

Молоко Алек не любил. В детстве мать и бабушка заставляли его пить кипячёное молоко прямо с пенкой, считая, что так для ребёнка полезнее. А главное, этим самым кипячёным, с пенкой, молоком нужно было обязательно запивать кислый творог, а на ночь пить не менее кислый, но куда более противный кефир. Позже, когда отец начал лучше зарабатывать да и в целом продукты стали доступнее, в рацион добавились йогурты, но от того, что название было другое, а консистенция и наполнение стали разниться, в зависимости от производителя, никакой радости от молочки Алек так и не испытал. Но как хозяйке откажешь? Он мужественно взял кружку и улыбнулся. В конце-концов, можно выпить это все залпом, в несколько глотков, и противный вкус не успеет толком распробоваться. А хозяйке, чтобы не обижать, можно рассказать о том, что ведь он и правда не завтракал, и лёг вчера голодным, и так оправдать свою торопливость.

Молоко оказалось не таким противным, как он ожидал. Зато чуть не с вечера ноющий висок успокоился, и Алек вдруг почувствовал себя куда бодрее.

— Добрый ты парень, Алешенька. Ты помни про это, как в Москву вернёшься. Особенно, когда выгоды искать будешь. Все тогда сложится наилучшим образом, — не понятно к чему сказала хозяйка.

Волк потыкал его мордой в бедро и зашипел:

— Благодари, слышишь? Благодари быстро!

Алек покорно — хотя где-то в глубине души он мог с чистой совестью сказать, что все сделал искренне, — благодарил: и за молоко, и за наставления, и за помощь и пятился к двери, потому что волк упорно и с силой тянул его за куртку на улицу. Только и успел, что схватить со стола котомочку, полученную от Мирены. Хозяйка с усмешкой посмотрела на них и обернулась кошкой, вспрыгнула на стол и продолжила свое дело.

Стащив человека с крыльца, волк выплюнул его куртку и осклабился:

— Совсем ты, Алек, с ума съехал, — констатировал он.

— Что так? Что ты вообще пристал? Я сам что ли не знаю…

— В том и беда, что не знаешь! Это ты, милый, у себя в Москве можешь так себя вести. Или ты там со всеми так разговариваешь: ни спасибо, ни здрасьте — стоит, улыбается, пялится на девицу. Никакого вежества, ей-богу! Что за люди! Вот раньше бывало.

— Все, завёл! Нормальная девица, и не пялился я на неё вовсе.

Волк хрюкнул, совсем как Иваныч вчерашним утром, и повернулся к спутнику хвостом:

— Залезай давай. И за холку не щипи, никакой шерсти на вас, людей, не напасёшься! Домой поедем — держись крепче. Зеркальце не потерял?

Волк смирно дождался, пока Алек перепроверит все вещички, придирчиво проконтролировал, куда человек спрячет свои драгоценности и только потом допустил к себе на спину.

— С вами скоро в ездовые собаки впору переквалифицироваться, — проворчал он. Чувствовалось, что ему самому этот квест с прыжками по лесу никакого удовольствия не сулит. Но делать было нечего. Дорога обратно началась.

Глава 17

Реальность и магия настолько переплетаются, что Алек готов поверить во что угодно

Закончилось все куда быстрее, чем начиналось. Волк немножко поскакал, ровно до того места, где остановился клубочек, подхватил круглую диковину в пасть и передал своему седоку — мол, прибери, пригодится еще, — и неторопливо потрусил