Сними очки, ботаничка - Анастасия Боровик

— Забавно. Такие сложные формулы помнишь, а что мы в первом классе общались — нет? — он смотрит на меня с прищуром, в уголках губ играет улыбка.

— Да помню я! — надуваю я обиженно губы.

— Ну да, конечно…

— Ты так и не ответил на вопрос!

— Ответил. У тебя дырявая память, а у меня — отличная. А это — доказательство, — он показывает пальцем на наушник в моём ухе и забирает его обратно с недовольным лицом.

— Просто ты всегда загадками говоришь! Я редко обращаю внимание на то, что не считаю важным, — огрызаюсь.

— О, а, видимо, Фомин — слишком важен? Сто пудов всё про него раскопала.

— Арр! — я пинаю его в бок.

— Тебе бы со своими приступами буйства бороться, — смеётся Клюев, но я уже вхожу в раж и пытаюсь ущипнуть его за тот же бок.

— Да Мира, ну что за детский сад!

— Не знаю, просто тебя вечно бить охота! — я тянусь к нему, но он легко ловит мои запястья, зажимает их одной рукой и легонько бодает меня лбом. Мы сцепляемся в смешной, нелепой возне.

— Витяя, ну пожалуйста, — взвизгиваю я, когда он начинает слегка сдавливать меня в объятиях. — Больно же…

Он вдруг перестает бороться, разворачивает меня к себе. Мы замираем нос к носу. Вернее, так: я сижу у него на коленях и снова не могу оторвать от него взгляда. Дико комфортно, тепло и… страшно. Перехватывает дыхание. Витя сжимает край моей куртки, а у меня в горле пересыхает, становится трудно дышать. Я точно заболела.

— Чего уставился? — бурчу я первое, что приходит в голову.

— Красивая ты, — тихо сообщает он и сглатывает.

— Ты так и не ответил, откуда знаешь про мой тяжёлый рок? — шепчу я, пытаясь вернуть нить разговора.

— Ты сама мне в началке давала слушать… Говорила, твой папа её очень любил.

Перед глазами проплывает картинка: маленькая я на задней парте, на перемене, в старых наушниках, вживаюсь в каждый аккорд, пытаясь понять, что же в этой музыке нашёл тот человек. Этот древний CD-плеер и стопку потрёпанных дисков я нашла на антресолях — всё, что осталось от отца. Мама почему-то не выбросила. А я упросила оставить. Мне казалось, он специально оставил их для меня, чтобы нас хоть что-то связывало. И когда гитары бьют по ушам, а барабаны отдаются в висках, я представляю, что мы стоим на концерте рядом и хлопаем в ладоши.

Меня прошибает до дрожи. Я резко поднимаюсь с его колен, отряхиваю куртку.

— У меня нет папы. А тебе зачем это всё? — голос звучит резко и отчуждённо.

— Мне просто тогда зашла песня. Я тоже подсел на них. Так что это ты открыла их для меня, — спокойно говорит парень, поправляя свои волосы.

— Понятно. Ладно, я пошла. Завтра жду.

— Мира, стой! — он резко хватает меня за руку. — Ты чего?

А я ничего. Меня просто трясёт, и я отчаянно хочу срочно спрятаться куда-нибудь в безопасное место. Чувство, будто меня разоблачили, обнажили самое уязвимое. И нестерпимо горько. А от осознания причины этой горечи — ещё невыносимее.

— Я просто хочу домой, — сжимаюсь я, пытаясь сдержать накатывающую трясучку.

— Так пойдём, — он не отпускает мою руку, а другой подхватывает с земли баскетбольный мяч.

— Куда? Виктор Александрович, пожалуйста, отпусти.

— Успеешь. Пойдём.

Мы заходим на пустую баскетбольную площадку. Он ставит меня по центру, начинает отбивать мяч, а затем без предупреждения резко кидает его прямо в меня. Я инстинктивно ловлю его за долю секунды до того, как он врезался бы мне в голову.

— Ты с ума сошёл?! Здесь ценные мозги! — взвизгиваю я.

— Давай, кидай в ответ! — командует он.

— И зачем мне это?

— Забьёшь хотя бы раз — буду тебе должен.

— Ого. Всё, что захочу? — я поднимаю бровь.

— А чего ты хочешь? — он оскаливается своей бесшабашной улыбкой, глаза блестят. А я чувствую, как краснею.

— А если не забью? Не хочу быть должницей.

— С тебя ничего не требую.

Внутри просыпается азарт. А какая вероятность, что я заброшу?

Значит так, угол броска — примерно 45 градусов, что близко к оптимальному. Дистанция — около четырех метров, не самая простая для новичка. Учитывая мою неопытность и отсутствие мышечной памяти, объективный шанс забить с первой попытки не превышает и семи процентов.

— Ау, ты чего зависла? — Витя выводит меня из ступора.

Я бросаю ему мяч. Он начинает демонстрировать правильную технику ведения. Подбегаю и пытаюсь отобрать мяч. Со стороны, возможно, это выглядит так, будто щенок атакует слона, но в какой-то момент мне удается вырвать мяч и с неуклюжими прыжками начать вести его.

Бросаю в кольцо, но мяч пролетает мимо. Внутри меня всё разгорается сильней: я смогу это сделать. Для меня нет ничего невозможного.

Витя снова начинает вести мяч, а я прыгаю вокруг него, стараясь отобрать. Внезапно он теряет мяч, я бросаюсь вперёд, но он успевает перехватить его, ловко обхватив мою талию и прижав к себе. Не отпуская меня, он продолжает чеканить мяч другой рукой, глядя мне прямо в глаза.

— Ну что? Не вижу в тебе гениальности.

— Что? — вспыхиваю я и со всей дури наступаю ему на кроссовок.

Витя ахает, выпускает мяч и наклоняется, а я мчусь к отскочившему мячу.

— Мира, да хватит меня калечить! — стонет он.

Подхватываю мяч, прицеливаюсь.

— Ты всё равно промажешь, — предрекает он, выпрямляясь.

— Готовься стать моим рабом! — делаю бросок.

— Да ты, оказывается, ещё с манией величия и хочешь захватить мир, милашка, — поддевает меня игриво Клюев.

Мяч ударяется о щит, отскакивает от края кольца, подпрыгивает на месте… и сваливается внутрь.

Витька присвистывает:

— Да ладно!

Я ловлю выкатившийся мяч и с победоносным видом подхожу к нему.

— Ну, чего изволите, Мирослава Воскресенская?

— Покатай меня на себе, большая черепаха.

Глава 10 с Др.

— С днем рождения тебя! С днем рождения, моя доченька!

Сквозь темноту виднеется огонек свечи. Мама входит в комнату и подносит торт прямо ко мне. Тру глаза и улыбаюсь — она так делает каждый год.

—