Ткань Ишанкара - Тори Бергер

в свое кресло возле ректорского стола. Сэр Котца молчал, наблюдая, как белый песок плавно перетекает из верхней половины часов в нижнюю, Йен ждал его первой фразы, решив сегодня следовать Церемониалу даже в мелочах.

– Где твоя коса? – наконец спросил Ректор, и Йен не увидел на его лице и тени улыбки.

– По статусу не положено, – в тон ему ответил Йен. – Это только у начальницы, а я всего лишь в подчинении.

Сэр Котца даже не усмехнулся и с минуту молчал.

– Он еще кому-нибудь сказал? – осведомился он.

– Нет, сэр. Только мне.

– Никогда не мог понять, объясни мне, почему человек уходит, а траур по нему мы не объявляем?

– Я должен ответить как Некромант Ишанкара или как простой смертный?

– Сначала как Некромант.

– Потому что традиция не прерывается. Еще потому, что мы не видим смысла объявлять траур по оболочке. Тело – это прах. Его интеллект и память остается с нами. В другой оболочке.

– Я всегда был уверен, что человек – это душа.

– Душа бессмертна, сэр, так что и в этом случае говорить о трауре некорректно. Вы задаете сложные вопросы. Я даже как Некромант не могу правильно ответить.

– А как человек? Ты бы объявил траур?

– Как человек я отдам ему положенный долг памяти, – Йен на секунду опустил взгляд. – Как человек я буду по нему скучать, сэр. Не думаю, что Саид позволит нам общаться. А как Некромант Ишанкара я буду следовать Закону, и траур будет объявлен, только если мы лишимся Хранителя насовсем, и будет это не при мне.

Сэр Котца снова не ответил.

– В любом случае, сэр, – продолжил Йен, – если вам станет от этого легче, то траур по нему все равно будет соблюден, потому что это личное дело каждого, и многие наши именно так и сделают. Афишировать не будут, но это сути дела не меняет.

– Это неправильно, Йен.

– Многое неправильно, сэр.

Сэр Котца отодвинул часы на дальний край стола.

– Я вот надеялся, что Переход придется на долю Горана.

– Глупо, сэр. Вы сами понимаете, что команда должна меняться не одномоментно. Горан и Саид должны привыкнуть друг к другу еще до того, как Горан займет этот кабинет. Было бы нечестно оставить его тут в абсолютном одиночестве. Ни Трейсера, ни Хранителя, ни вас, ни меня в недалеком будущем… В существующем положении вещей есть своя логика, – Йен чуть пожал плечами. – Так что я с Маликом согласен.

– Но как-то уж очень внезапно, – все же не согласился Ректор.

– Зато Саид не успеет как следует испугаться, а Ишанкар не успеет распустить сопли. Малик поставил нас перед фактом, и это его право, данное ему Законом.

– Да-а-а, – Ректор тяжело вздохнул. – Вот когда окончательно понимаешь, почему у нас принято отмечать Последний День вместо дня рождения.

Йен протянул руку и в свою очередь перевернул песочные часы.

– Надо звать твоего падавана, – сказал Ректор.

– Она ждет в приемной.

– Внеплановый урок, да-а…

– Не поспоришь, – мрачно согласился Йен.

– Ну, тогда пойдем, – сэр Котца тяжело встал из-за стола, и Йен в очередной раз вспомнил и осознал, сколько же господину Ректору на самом деле лет.

Йен поднялся следом, пропустил Ректора вперед и занял свое место на шаг позади за его левым плечом. В приемной, где их ожидала Тайра, Йен, согласно Церемониалу, должен был уступить это место ей, а сам, как старший из двух Некромантов, обязан был переместиться Ректору за правое плечо.

Господин Хранитель Малик аль-Фарид спокойно пил зеленый с жасмином чай, медленно перелистывая одним пальцем страницы книги с рубайями Хайама. Он приветливо улыбнулся и привстал, когда господин Ректор и Йен вошли в его кабинет, и без предварительного приглашения налил им по чашке ароматного напитка. Ректор сел на диван рядом с Хранителем, Йен занял кресло напротив, сбросив с него на пол несколько атласных подушек.

– Покидаешь нас в самый ответственный момент? – спросил сэр Котца.

– Ответственный момент еще не настал, сэр, – с легкой улыбкой ответил Хранитель. – К тому же, вам ли бояться трудностей?

– Я боюсь не трудностей, а твоего преемника.

– Не всем же бояться преемницы хет Хоофта.

– Вы меня подобными фразами утомили, – Йен наигранно вздохнул.

– Вы меня вообще все утомили, – парировал Хранитель, и Йен усмехнулся.

– Да поняли мы, Малик, поняли, – Ректор похлопал его по плечу. – Жалко расставаться. Когда еще увидимся…

– Будет воля Аллаха, – аль-Фарид раскрыл ладони в характерном жесте, – увидимся. Главное, чтобы Йен ничего не напутал.

– Ты готов? – вместо ответной колкости спросил Йен.

– Давно. Вы только не обижайте Саида. Характер у него сложный, да и сами знаете, Становление легко не дается. Лет пять он вам нервы портить будет, это как пить дать, а потом привыкнет.

– Обижать не будем, – сказал Йен, – будем воспитывать.

– Вижу я, как ты свою воспитываешь, – усмехнулся Хранитель.

– Воспитали ее родители, я только рихтую под Ишанкар. А что, тебя что-то не устраивает?

– Меня в данный момент устраивает все, а вот у Саида с ней будут сложности.

– Почему?

– Мы никак не можем забыть Зулейху, – печально сказал господин Хранитель от всех своих личностей.

– Ну, договаривай уж до конца, – предложил Ректор. – Подозреваю, тут речь идет не о ненависти или страхе.

– Я все сказал.

– Твое право, – не стал настаивать Ректор.

’Т Хоофт недовольно нахмурился.

– Йен, ты позволишь мне поговорить с твоей Ученицей?

– В качестве исключения, позволю, – скрепя сердце согласился маг.

– Что, даже на секунду не можешь представить рядом с ней кого-нибудь, кроме себя? – усмехнулся аль-Фарид.

– Не зли меня, а то я тебе откажу.

– Я хочу поговорить с ней наедине, Йен.

– О чем? – поинтересовался ’т Хоофт.

– О нас. О ней, обо мне и Саиде, – с легкой улыбкой сказал Хранитель.

– Знаю я, о чем ты с женщинами разговариваешь. Сначала стихи наизусть читаешь, а потом они плачут по углам от несбывшихся надежд.

– Твоей девочке стихи читать не стану, обещаю, – аль-Фарид приложил ладонь к сердцу, подтверждая истинность свих слов. – Так и что? Можно нам поговорить?

– Это твое последнее желание?

Аль-Фарид рассмеялся и кивнул.

…Тайра вошла в кабинет Хранителя и поклонилась. Она побаивалась этого высокого красивого мужчину: он разговаривал с ней считанные разы, и каждый раз Тайра понимала, что он сравнивает ее со всеми предыдущими некромантессами, и ей казалось, что это сравнение не в ее пользу. Аль-Фарид всегда слегка улыбался, словно знал об окружающем мире больше всех остальных, и так смотрел ей в глаза, что ей становилось неловко. Иногда она думала, что он пытается представить ее взрослой женщиной, и внутреннее Тайра была ему благодарна за то, что он видел в ней не монстра и не великую и ужасную Некромантессу Ишанкара, хотя от его взгляда щеки ее покрывались румянцем. Аль-Фариду нравилось ее смущать.

– Первый раз у меня в гостях? – спросил господин Хранитель.

– Да, эфенди, – ответила Тайра, глядя на него и абсолютно не замечая обстановки.

– Проходи, выпьем чая, – он широким жестом указал ей на кресло, в котором некоторое время назад сидел Йен.

– Я не хочу чая.

– А я хочу, – и Хранитель подлил себе еще. – Знаешь, зачем я тебя позвал?

– Нет, эфенди.

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что, – он испытующе посмотрел на нее и отпил из чашки. – Я хочу, чтобы вы с Саидом любили друг друга как брат и сестра. Умели друг друга прощать. Заступались друг за друга. Это будет нелегко, особенно поначалу, – честно признался аль-Фарид. – Мы с Йеном какое-то время были непримиримыми противниками, даже дрались как-то.

– Сэр хет Хоофт дрался?

– Он не всегда был таким, как сейчас. И я не всегда был таким, как сейчас. У нас много ответственности, и, знаешь, не всегда хочется эту ответственность на себя брать. Хочется свалить на кого-нибудь другого и не учитывать так называемый человеческий фактор. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем, эфенди.

– Ну, скоро поймешь, – пообещал аль-Фарид.

– У меня будет такой шанс? – Тайра слегка улыбнулась.

– Уверен, что да. Не бойся, Саид всегда будет