(Не)Мой (Не)Моя - Оливия Лейк

и маленькие и большие. — Я отвечаю за свои слова. Всегда. Ты моя женщина, — погладил живот и она, девочка, пнула в ответ: мы оба почувствовали. — Она тоже моя.

— Тебе не тяжело? — поерзала на коленях. — Я такой бегемот.

— Нарываешься на комплимент? — прикусил мочку уха.

Я действительно не сильно поправилась: только живот и грудь стали сильно больше, в остальном в пределах нормы.

— Ром! — распахнул окно и крикнул сына. Они с Губиком вышли на прогулку во двор, как раз снег пошел.

— Чего? — нос красный, щеки алые. Губик тоже красавчик в вязаных сапожках и собачьей шубке.

— Скажи, что мама у нас самая красивая?

— Самая-самая, — ответственно заявил. Я была довольна. Очень приятно, когда семья тебя любит даже бегемотиком, а муж не терял мужского интереса. Вагинально мне уже нельзя, но способов получить удовольствие обоим хватало. Я может и подросла в размерах, но Мирослав так хорош, что я надышаться им не могла. Мы очень много времени проводили вместе. Меньше внимания условностям и больше семье. Сейчас в городе тихий период или низкий сезон, хотя перед новогодними праздниками светские рауты один за одним, но сейчас было существенное «но». Мне нельзя волноваться, а господин Мирослав Нагорный без меня отказывался посещать мероприятия: их либо отменили, либо проводили без присущей помпы.

— Болит? — Мирослав тут же всполошился, когда я потерла грудь в области сердца, успокаивая одышку. С каждым днем она проявлялась все сильнее и даже в покое.

Кардиологи сказали, что мне нужна операция по замене сердечного клапана на протез. Обычной пластикой не обойтись. Операция назначена сразу после кесарева сечения. Мой акушер надеялась, что я дохожу до тридцати восьми недель, но готовыми нужно быть всегда. Прогнозы, что я не доношу беременность до положенного минимального срока, слишком велики. Сумка у меня давно собрана.

— Все хорошо, — не хотела его пугать. — Чуть-чуть колит.

— Поехали-ка… — я приложила к его губам палец.

— Я хочу встретить Новый год дома с вами и родителями.

Мы пригласили самых близких. Его маму и мою. Отца нет. Мама больше с ним не общалась, после ссоры с Мариной в больнице. Он промолчал тогда, никак жену не приструнил (слова мамы), не объяснил, что у них есть я, и они не чужие люди. В общем, больше она его на порог не пускала, жалобы не слушала и не кормила своими обалденными пирожками. Тут я маму поддержала: это ее право. Папа много лет назад ушел, но все пытался сохранить что-то вроде запасного аэродрома, хотя бы в качестве жилетки.

Мирослав только тяжело вздохнул. Врачи наготове и доступны по первому звонку, даже московский светило с практикой в Штатах вылетит в Петербург за несколько дней до установленного врачами срока, а если экстренно, то самолет Нагорных на данный момент использовал постоянным хабом Шереметьево и подхватит врача с командой по первому приказу. Тут Артур Самойлов поспособствовал. Вражда с Нагорными действительно осталась в прошлом. Москва и Петербург теперь дружили: в столице были отличные кардиологи и Артур помог нам проконсультироваться с каждым и выбрать лучшего.

— Кто там? — удивилась, услышав писк замка на воротах. Мирослав держал брелок при себе и нажал на него, не задумываясь. Он знал, получается, что к нам гости.

— Это смой сюрприз, — помог подняться. — Пошли встречать.

Мы вышли в холл, когда парадная дверь хлопнула. Шум, гам, мороз, детский смех и забавный детский, девичий лепет. Давно такого не слышала… Я поспешила в коридор.

— Ярина! — бросилась обнимать подругу. — Святик!

Ульяна уже играла с Губиком, а Рома непонимающе хлопал глазами. Немного подзабыл родственников.

Это был отличный подарок. Мы постоянно с Яриной были на связи: я занималась некоторыми вопросами ее музыкальной школы, но так давно не виделись вживую.

— Ну как ты? — мы отправились шептать на кухню.

А я еще и думала, почему Мир заказал такой большой обед из ресторана. Он отделался каким-то «на несколько дней» и Марта будет только к Новому году… Да, она попросила несколько выходных для поездки к родне, а потом уже праздники.

— Более-менее… — схватилась за поясницу и закатила глаза. У Ярина пока только дочь, но, думаю, второй бэбик не за горами. — Тяжело ходить.

— Да это понятно! — согласно кивнула. — Как вообще? Как с Николь? ЭТА не объявлялась? — даже имени бывшей жены Мирослава не называла, презрительно кривясь.

— Ники с ней никак не контактирует.

Да, меня в принципе удивила эта девочка. Она умела отрезать лишнее, безжалостно и беспощадно, как не нужный рудимент. Ее очень сильно задели брошенные матерью слова. Я сама не спрашивала, не ковырялась в ране, это Мирослав рассказывал.

— Лика вышла замуж и уехала на Урал с губернатором Каминским. Стараниями и твоего мужа в том числе! — рассмеялась я. Это братья Нагорные вместе устроили и провернули.

Я спрашивала у Мирослава про Лику. Должна была знать, к чему готовиться: я могла тысячу раз доверять ему, но не этой женщине. Мир заверил, что ее в нашей жизни больше не будет. Она мать Николь, этого не изменить, но для него она никто, это главное. В нашем Петербурге для Лики Полянской закрыты все двери, салоны, студии и даже рестораны. Ей здесь делать нечего. Такой клич был брошен в городе. Может, это жесткое самоуправство, но у Нагорных были на это ресурсы и власть. Ей здесь даже руки не подадут, так велел Мирослав Константинович Нагорный.

Зачем мне все это, если не использовать для спокойствия семьи?

Он так сказал. Он так сделал. А я больше не в белом пальто, чтобы охать и ахать над произволом сильных мира сего.

— Ты счастлива? — Ярина улыбнулась, нарезая красную рыбу на маленькие канапе с авокадо.

— Да, — ответила честно. — Ой… — низ живота потянуло. — Яри, больно… Позови Мира….

Глава 39

Мирослав

— Не бойся, — поцеловал Яну во взмокший висок, хотя в машине совсем не жарко. — Я с тобой. С тобой, слышишь? — погладил бледное лицо.

Она буквально лежала на заднем сиденье, головой на моих коленях. Воды не отошли, но схватки начались. Ей было очень больно, губы разодраны в кровь, фарфорово-бледное лицо, глаза закрыты, ресницы дрожали. Ее пальцы сжимали мою руку, оставляя лунки, заполненные кровью. Если можно было бы забрать эту ношу, риск, боль, страх — сделал бы без вопросов. Рожать детей — что может быть естественней, но не в нашем случае. Если я потеряю жену… Я даже не знаю… Ей страшно. Мне страшно. Только я не имел права бояться. Яна будет бороться за дочь,