(Не)Мой (Не)Моя - Оливия Лейк

меня не мучила бессонница, потому что каждую ночь я засыпала в его объятиях…

Глава 38

Яна

Время шло, и я чувствовала себя как женщина, которая действительно вернулась домой, в свою семью. Беременность протекала более-менее нормально: любое даже маленькое отклонение от анализов, и Мирослав бил тревогу. УЗИ сердца и холтер раз в два месяца стали обязательной рутиной. Если матка уходила в тонус, то я лежала на больничном, потому что Мир просто не позволял мне дойти до ситуации с кровотечением.

Единственное, что омрачало наше счастье — страх. Я боялась, что Каминский может вернуться и как-то заинтересоваться моей беременностью. Мой живот начал активно расти: уже все знали, что я скоро ухожу в декрет.

Я не желала и не стремилась к каким-то возвратам и бумерангам. Не хотела, чтобы Мир оказался на моем месте и контактировал с Каминским, как я когда-то с Ликой. Это сложно, это реально очень тяжело.

Я была молода и меня не пугала подобная перспектива: так мне думалось. Я работала с детьми, любила их, ладила — мне не казалось проблемой мужчина с ребенком. О настырной бывшей я тогда даже не задумывалась.

Хотела бы я, чтобы наша жизнь сложилась иначе? Возможно, да. Но мы прошли огромный путь, тяжелый и трудный. Мы выжили! Мы теряли. Приобретали. А главное, мы все еще любили друг друга!

— Все хорошо? — Мир вырвал меня из задумчивости. Я положила голову ему на плечо, а он подтолкнул мне под поясницу подушку.

— Так хорошо, что аж страшно, — вздохнула. Мир знал мои страхи. Я не боялась их озвучивать. Он меня успокаивал. Было бы легче, если бы мы пошли по другому пути, но ничего в жизни не происходило просто так. Я верила, что дети это от Бога, и он меня уже вознаградил: любовью чудесного человека и лучшего из мужчин. Да, для меня Мирослав Нагорный лучший! Мы оба сильно ошибались. Мы не святые. Но другого человека рядом я не хотела бы. Мир тоже. Это я ощущала сердцем.

— Очень здорово получается, — он оценил мои наработки.

Вопрос с домом уже решенный. Еще несколько месяцев назад мы, посоветовавшись с детьми, решили купить новое жилье. Сейчас там активно шел ремонт. Я освоила программу по разработке дизайна интерьера и кайфовала от процесса. Мир одобрял все, что я делала, но иногда помогал, направлял и подсказывал.

Сейчас мы устроились на диване в маленькой гостиной и обсуждали проект: исключительно визуальный ряд. Инжиниринг — это вообще не мое. Рома сидел на полу и строил на ковре большую башню из конструктора. Губик ему помогал. Очень дружелюбный кобелек. Николь ушла на первое свидание.

Да, мальчик из класса пригласил в кино. Его папа должен ее вот-вот вернуть домой. Хороший паренек, и я не понимала, отчего Мирослав так хмурился и постоянно смотрел на часы.

— Ну все, — поддела за нос, — скоро будет дома, она же написала, — папаша готов отстреливать всех потенциальных женихов.

— Если бы ты позволила перевести ее в другую школу… — завел старую песню.

Мир собирался выполнить свою угрозу: отправить дочь с нового учебного года в обычное общеобразовательное учреждение. Я отговорила. Зачем? Ники все лето занималась с репетитором, да не с одним! Подтянула английский, математику и информатику. А шестой класс закончила без троек: нет, там были спорные моменты — 3,7 — это тоже 4 за четверть, но это знания именно на 3,7. Сейчас Николь закончила первую четверть на 4–5, твердые. Ребенок старался, причем без особой помощи родителей: с ней занимались специально обученные люди, а домашнюю работу делала в школе, учителя проверяли. Я подтягивала с ней только устный английский: мы разговаривали и практиковались.

— Я дома! — услышали голос Николь, и я толкнула Мира локтем в бок. Что, спрашивалось, переживал? — Привет, — она заглянула к нам.

— Не приставал? — Мирослав включил отца на максималках.

— А приставать — это как? — тут и Рома заинтересовался. — Как в том видео, что ты смотрела? — подколол сестру и, схватив Губика, начал имитировать слюнявый поцелуй. Я валялась. Мирослав хмурился. Николь была возмущена до крайности.

— Яна, скажи им! — я оказалась третейским судьей.

— Так, все! — строго посмотрела на сына. Не подействовало, но я пыталась. — Мир! — ущипнула за бок. — Отстаньте от человека!

— Хорошо, — и он полез ко мне целоваться, тоже очень слюняво. Я хохотала до слез. В итоге мы решили посмотреть семейный фильм вчетвером.

То воскресенье не отличалось от других, кроме как муж был странно довольный, но суетливый. Мирослав несколько раз поднимал вопрос о свадьбе, но я не хотела делать этого наспех, вроде как пока живот не так заметен: желтая пресса и так разрывала господина Нагорного. Он сухо и строго не давал никаких комментариев. Сейчас у меня тридцать шестая неделя беременности, и все всем стало понятно.

Мирослав надел мне на палец кольцо, а официальная роспись дело десятое. Для меня это было неважно и… Я хотела, чтобы у него был выбор: любить меня — это одно, а принять моего ребенка искренне — это сложно, для кого-то практически невозможно. Я хотела, чтобы Мир мог быть свободным от всех обязательств, если поймет, что ему тяжело. Он имел на это право. Он не должен больше всех спасать. Ведь решение сохранить плод принимала я.

— Помнишь, ты хаш сварила, когда Ромкой беременна была?

Мы тихо делились старыми секретиками, мягко высказывали о наболевшем, говорили о страхах и сомнениях. О том, о чем умалчивали. Что-то грустно, а что-то смешно.

— Да, — кивнула, — а что?

— Он так отвратительно вонял бараном… — скривился. — Ты не чувствовала, а я вешался.

Да, у меня тогда что-то странное с обонянием творилось и со вкусом тоже.

— Почему ты молчал?! Ты же ел?!

— Не хотела тебя расстраивать, но ты это… больше не готовь баранину, ладно?

Я вспыхнула, вспомнив, что Мирослав так нахваливал мои кулинарные способности и ел кавказский суп с таким удовольствием, что я месяц его готовила! Пока Николь не высказалась, что наш дом пропах зверями.

— Не буду, — показательно накуксилась. — Мир, я хотела сказать, — взяла его за руку, — я хочу, чтобы ты знал: если после родов ты поймешь, что… — я стала такой ранимой и плаксивой: — Что не можешь, скажи мне. Я не хочу, чтобы тебя мучило это. Обещаешь?

— Яна… — обреченно покачал головой и осторожно сгреб меня в охапку, устраивая у себя на коленях. Да, меня попросили говорить и не молчать, и теперь меня не заткнуть и мои капризы тоже: