Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

печали между бровями. – Ты можешь выбрать любую. - Сынхён, - я подождала, когда он встретится со мной взглядом, - а ты когда-то предложил мне с Мино поехать сюда и уединиться. Ты был настолько пьян или шутил? - Скорее пьян, - признался он, хмыкнув с осуждением самого себя. – Я всегда закрывал только спальню ото всех, в остальном эта квартира вызывала во мне то сжигающую муку тоски, то бешеную ненависть. Здесь бывали пьяные оргии – в зале. Как-то я чуть не поджёг здесь всё. Дважды пытался продать и уехать, но постоянно что-то мешало, не давало. Я не мог отсюда никуда деться, будто что-то привязало меня к чему-то в этой квартире, будто я на цепи сидел. Теперь, меняя что-то в помещениях, я начинаю верить в то, что всё-таки смогу переехать в другое место. Я захотел этого, впервые захотел. Улыбнувшись ещё шире, я пожала его свободную руку. - Я выбираю эту, - шагнула я направо. Сынхён вошёл за мной и опустил сумку на постель. Обои были розоватыми, но не приторно. Никаких деталей детской не осталось, недавнишний ремонт выдавал себя какой-то нетронутостью, аккуратностью, недооформленностью – никаких сувенирчиков или мелочей, присущих обжитым помещениям. В общем, можно было себя ощутить в гостиничном номере. Видя, что Сынхён не уходит (скорее от сонной заторможенности, чем от невежливости), я задала вопрос: - А кто решил поселить меня здесь? Ты или Джиён? - Я, - моргнул Сынхён и поднял лицо. Действительно, он ещё наполовину спал, сунув обе руки в глубокие карманы халата спереди. – Джиён хотел снять номер в гостинице… - Уж не президентский ли люкс в Марине Бэй? – с сарказмом покривилась я. Меня там лишили девственности, как не подарить мне возможность окунуться в воспоминания «прекрасного» прошлого? - Не знаю, но я сказал, что лучше приглашу тебя к себе. Если ты не против, - тотчас начал оправдываться мужчина, - если бы тебе было удобнее без моего присутствия… - Нет-нет, Сынхён, так лучше, спасибо! – поспешила я его успокоить. – На самом деле, спасибо, я очень рада, что не осталась одна в каком-нибудь номере. В свою очередь, постараюсь не мешать тебе. - Мне? Мешать? – он хохотнул басисто, махнув большой ладонью. – От чего такого меня можно отвлечь? Я буду только рад, если кто-то разрядит обстановку и оживит эти стены. Я всегда хотел чегото подобного, - затихая к последнему слову и почти беззвучно произнеся последний слог, Сынхён завертелся, ища повод уйти и отступая к выходу. – Если что, я за стенкой. Отдыхай. Потом поговорим ещё, ладно? - Хорошо, - согласилась я. Он вышел, прикрыв за собой. Достав из сумки ночную рубашку, я быстро переоделась и, забравшись под одеяло, уснула в мгновение ока. Противный зуд повторяющегося звука проник в мой покой, в моё безмятежное блаженство сна. Я заворочалась на подушке, пытаясь то закрыть ухо рукой, то натянуть одеяло на всю голову. Поняв, что это вибрация мобильного, я кое-как села, не размыкая век потянулась на жужжание, нащупала сумочку, изъяла оттуда телефон и только тогда открыла глаза. На экране светилось имя Насти. Отрезвляющее понимание, что сестре что-то нужно, заставило меня собраться и поднять трубку: - Да? - Даш, ты доехала куда собиралась? Всё хорошо? - Да. Да, всё в порядке, - пробубнила я, откидываясь назад. - Ты спишь что ли? - Угу. - Извини, что разбудила. Позвони сама тогда позже. Позвонишь? - Да, хорошо, Насть, позвоню. – Мы повесили по обе стороны. Я поглядела на время. Начало десятого. Я легла где-то в шестом часу, поспал совсем мало. Нужно ещё. Устроившись поудобнее, подсунув руку под подушку, одеяло между коленок, я закопалась лицом вниз, телом лёжа на боку, чтобы не давить живот, хотя он ещё совсем не выпирал. Положив на него не пристроенную ладонь, я опять уснула. Повторное пробуждение было добровольным, но не менее сумбурным. Я сосредотачивалась, узнавая пространство вокруг. Пару минут мне казалось, что кошмар об отравлении Сынри мне приснился, и я ждала, прислушивалась, когда раздастся шум воды в душе, когда муж войдёт и полезет с привычными утренними приставаниями, положенными супругу. Но ничего не происходило, и спальня, явно не наша, не сеульская, напомнила, что я в Сингапуре. Энергичный настрой, присутствовавший при встрече с Сынхёном, куда-то улетучился. Я лежала какая-то уставшая и раздавленная, не знающая, что делать и как. Поможет ли что-либо, спасёт ли вмешательство Джиёна моего мужа? Что мне предпринять, если я хочу вернуть к жизни Сынри, но вместе с тем внутри закопошилось какое-то гадкое желание остаться здесь, в Сингапуре, хотя бы до тех пор, пока не увижусь с Джиёном. А если увижусь, то какие желания проснутся во мне ещё? Проснутся ли они в нём? А если нет? Я потихоньку встала и, стянув с себя ночную рубашку, сложила её на стуле. Сунувшись в раскрытую сумку, я нашла там футболку и шорты, которые были в самый раз по местной погоде. Потерев лицо, забрав назад скрученные волосы, которые закрепила резинкой, я вышла из комнаты с зубной щёткой в кулаке. Но быстро продвинуться не смогла – загляделась на галерею картин в коридоре Сынхёна. Утром так хотелось спать, что было не до этого, а отдохнув я стала более внимательной. Большинство изображений казалось мне бездарной или детской мазнёй, но я давно знала, что Сынхён в этом понимает лучше меня, и современное искусство видится ему совсем иначе, чем мне. Не знаю, вещества химические тому виной или вкусы, однако же полотнами, которые я не стала бы разглядывать даже раз в жизни в музее, он увешал собственное жильё. Самым приемлемым на мой взгляд показалась репродукция очень знаменитой картины, чьего названия я не знала, как и имени автора. На ней был мужчина в тёмном костюме и котелке, а лицо загорожено зелёным яблоком. Хотя бы элементы рисунка были разборчивыми: вот человек, вот фрукт, вот фон. На других «шедеврах» всё сливалось в массу, кучу без границ и контуров, в крайнем случае, отдельные части совершенно не подходили к другим и непонятно зачем были взяты к ним в компанию. - Кристофер Вул, подлинник, - сообщил мне подошедший Сынхён, заставший меня возле одной из картин, самой массивной, где-то метр на метр. – Две тысячи восьмой год. - Это просто… просто… хрень, - сказала я по-русски, чтобы не обидеть Сынхёна, но и не солгать. - Что? - У