Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

мчится на место и разматывает цепочку заразы, преодолевая саботаж заинтересованных лиц и работая чаще сыскарем, чем эскулапом, — что нередко бывает у вирусологов. Сделано энергично, сыграно классно, конфликт интересов налицо, секс и насилие на месте, — но предъявить главному демону жизни продюсера Цекало, компартии Советского Союза, практически нечего. Ну, скотская халатность сестер. Ну, отсталость облздрава. Ну, предрассудки региональных бонз. Все? И садятся плохиши думу думать, что бы такое высосать из пальца, чтобы панорама заката окаянных властей предстала зрителю во всей отталкивающей красе.

Тут и занялось. Чекисты изымают из продаж и со стендов храбрую молодежку с горячей статьей. Министр здравоохранения лепит с экрана, что СПИД — болезнь девиантных групп (наркоманов-проституток), которых у нас нет, а с ними и СПИДа. Главный коммунист Калмыкии науськивает орков-работяг на детскую больницу. Медсестры тащат оттуда шприцы для наркоманов (зачем? цена шприцу в аптеке была меньше рубля). А директор больницы жалуется на пережитую в детстве депортацию репрессированного калмыцкого народа (сукин сын, распустивший медперсонал до полного ау, сваливает свою профнепригодность на детскую травму, полученную от псов и палачей).

А теперь справочка для особо впечатленных. Изъятий тиража ежедневных газет в СССР не происходило ни разу. Московская молодежка (названная «Советской молодежью» с целью не травмировать близких, так-то речь об «МК») имела в 1988-м тираж 800 000 экземпляров, и на изъятие ее из киосков не хватило бы всего личного состава МВД. Нести околесицу про чуждые явления в год повести «Интердевочка» и через два года после первой статьи о наркотрафике в «Известиях» министр Чазов не мог никак. Погром детской больницы — и вовсе плод больной сценаристской фантазии. Да и калмыцкий партбосс Захаров был вполне средней комплекции человеком, а не той разжиревшей свиньей, которой играет его артист Кочнев.

В итоге налицо классика провокаторского кино, которую следует изучать на семинарах контрпропаганды. Задача: крайнее огламуриванье жертв и расчеловеченье центральных властей с электоратом. Вот девочка-балеринка с пируэтами на глазах умильного дедушки. Вот мальчик с рисунками. Шарики в небе. А вот жирные свиньи со свинскими интонациями и припрятанным в полке импортным коньяком. Грязные непросыхающие пролы. И истовая жажда плохих новостей: ничего-то У НИХ не получается, потому что ОНИ.

Меж тем, наибольшей эффективностью в пресечении эпидемий известны именно ОНИ — силовые автаркии. Оспу, холеру, сибирскую язву задавила в России Советская власть. В Китае ковид породили — в Китае его и грохнули, на зависть миру. На конец социализма, по данным ВОЗ, в СССР насчитывалось пять сотен ВИЧ-инфицированных — сегодня только в России речь идет о полутора миллионах.

Кое-что у красных выходило лучше. Локализовать заразу, к примеру.

А кое в чем, бесспорно, лидируют вольномыслы. Хотя бы в умении брехать об этом, стравливая людей с ослабшим и неумелым государством. Заходит неплохо. От Ефремова, Ильясова, Ивана Добронравова, Евгении Манджиевой, от шариков как символа хрупких детских душ — глаз не оторвать. А на их мастерстве и большой трагедии можно и стрелочки куда надо перевести.

Отличная работа, граждане поджигатели.

Ни в дуду, ни в Красную Армию «Медное солнце», 2018. Реж. Карен Оганесян

Фильм о выдавливании русских из южных республик вызревал давно.

В сети там и сям видны следы фальстартов, где картина с рабочим названием «Юбилейный встречный» датируется аж 2015-м годом, сценаристом (а то и режиссером) значится Илья Тилькин, а исполнителем главной, машковской роли — Сергей Безруков.

Но тема требовала серьезной проработки. Нужно было разбираться в исламском социализме, что царил на юге позднего СССР и закончился пересадкой ожиревших красных баев на троны республиканских падишахов. Вникать в суть диковинных тянитолкаев типа «демократический исламизм» и обстоятельства, при которых остаточные гарнизоны делались единственным островком безопасности для некоренного населения. Злить анализом новых самовластных суверенов.

Похоже, одной дипломатией объясним столь долгий путь к экрану довольно немудрящей истории о военном оркестре в суверенизирующихся песках. Как и конструкцию «сценарий Дмитрия Ланчихина, Станислава Дремова по мотивам киноповести Ильи Тилькина».

Во всплесках фундаментализма новые авторы разбираться не стали и списали всю разгулявшуюся по бывшей советской Азии секир-башку на залетных из Афгана театрализованных моджахедов.

В роли пьющего майора-дирижера состоялся Владимир Машков, в роли детей в защитных панамках — все, кто умеет попадать в ноты. Песочного цвета минареты в синеве памирских сумерек смотрелись волшебно, медь блистала.

И все бы ничего, каб не застарелая болезнь нашего телепроизводства.

Нельзя в стране со всеобщей воинской повинностью снимать армейское кино людям, и близко не видавшим казармы. Военное житье-бытье стандартизовано настолько, что «турист» в нем опознается по первой же реплике. Когда в зачине «Бригады» Белый несется по расположению с воплем «Дембель давай!» — ясно, что сценаристы носили погоны и помнят, как отченаш, номер своего автомата. Когда в «9-й роте» прапор цедит: «Это залет, воин», — видно, что Ф. С. Бондарчук оттрубил свою «двушечку» от звонка до звонка. Когда оркестранты в «Медном солнце» спрашивают, можно ли им съесть посылочку — понятно, что вгиковская бронь крепка, как наша оборона.

На «можно» палятся сто из ста штатских, вздумавших косить под ветерана. Нет в армии такого слова. Его вымывает из вокабуляра в первый же день службы железной формулой «Можно Машку за ляжку и козу на возу, а в армии — „разрешите“». Услышал в военном фильме «можно» — стоп, в брак.

Но и без того в казарме полно ловушек, на которых всегда вскроется чужак. Ремни лежат не так, лозунги висят не те. На весь оркестр в солнечном Туркестане ни одного азиата — это в пехоте, у краснопогонников! «Прощание славянки» звучит по пять раз на серию, потому что других песен в группе не знают (дарю: в 87-м в любой части отлично шла «Белая армия, черный барон», да и «Не плачь, девчонку» тоже никто не отменял). Боевое оружие добывается вскрытием ящика, без росписей в гроссбухе и переписи номеров. Оркестр репетирует вместо завтрака, а потом его в неурочный час кормят по протекции майора (чем??). Идиот в младшесержантских погонах нагло рассуждает, что на гражданке за жилье и хавку пахать надо, а здесь все бесплатно.

Неслабо ж он там, поди, отъелся, в 91-м-то году. А об особом отделе авторы хоть раз слышали? И чем он занят, пока оркестр уворачивается от гнева правоверных дехкан? А слово «субординация», из которой растет управляемый армейский механизм, им знакомо?

Обуревшие войска болтают с майором врасстежку, не только крючок, но и пуговицу распустив. Старлей с автоматом стережет сон личного состава: «Люди устали». Ефрейтор полковнику: «Я не