Традиции & авангард. Выпуск № 4 - Коллектив авторов

в профессиональном и географическом смысле, но спаянная общим историческим опытом, эстетическими воззрениями и… Летовым. Это ни в коей мере не его фан-клуб, бывший или настоящий (хотя бы потому, что понимание противоположно поклонению). Игорь Федорович для них не ностальгический образ Первого учителя; «росли на его песнях» – в данном случае нелепость, «Гражданская оборона» у них, естественно, всегда в подкорке, однако сам невероятно наслышанный и начитанный Егор указал путь безостановочного интеллектуального движения и поиска.

Летов для этой мощной общественной страты – прежде всего социальный философ, навсегда обозначивший позиции и ценности, оказавшиеся чрезвычайно принципиальными спустя десятилетия. Неприятие Системы унижения и подавления личности, размывания ее в теплом пластмассовом болоте безответственного потребления. «Русское поле экспериментов» – горькое и подчас неуютное, но неизбывное чувство Родины – вопреки официальным патриотизмам самых разных эпох и режимов. Вольное братство экзистенциальных одиночеств, образцы которого – анархическая армия Махно, искренне-безоглядный футбол в исполнении сборной Камеруна на мундиале 1990 года, советская военная и революционная песня… Да немало всего, как выяснилось.

Нынешний «эхомосковский» околотрёп все эти вещи бдительно обходит. Там отлично понимают, что любой серьезный разговор о Егоре неизбежно выведет на глобальные (одно из любимых его слов) социальные вопросы и революционные пути их решения. А подобного допустить ни в коем разе нельзя – это вам не министров троллить. И не защищать Летова от «охранителей», Симоньян и Ко, как это делает Сергей Пархоменко – и партийная ревность оборачивается сектантской глупостью.

Но сообщество, о котором я говорю, пропустило реплику Мединского о «маргиналах» мимо ушей: и в определении ничего обидного, да и сам сюжет с названием омского аэропорта стал не настолько принципиальным. В нем не было никакого заискивания перед властью. Никто не рвался выхлопотать для Егора звание официального поэта в качестве подачки «нашим». Здесь, скорее, было другое – отчасти наивное и прямолинейное желание заявить о себе. Аз (точнее, мы) есть. Однако куда важнее символико-географический посыл, пусть и не продекларированный: и в ценностных иерархиях страны всё давно не так, и на москвоцентризм есть чем ответить, и пространства готовы заговорить при случае летовским рычанием и надрывом.

Омский аэропорт – не первый звоночек в этой истории, просто он оказался услышанным, пусть на поверхностном уровне, и напрямую связанным с именем Летова. И, естественно, далеко не последний. Идеологам власти (и оппозиции) пора прислушаться.

Ливнем косым постучатся в нашу дверь

Гневные вёсны, весёлые войска

Однажды

Только ты поверь

Маятник качнётся в правильную сторону

И времени больше не будет.

Иногда даже кажется, что вся затея с переименованием российских аэровокзалов была придумана ради того, чтобы имя поэта и революционера закрепилось в официально-публичном контексте. Как будто могучее подземное движение оказалось локализовано шумным, но неопасным (возможно, до времени) выбросом вулканической магмы на поверхность в определенной точке. Тем не менее с этой субстанцией теперь предстоит жить.

В подобных акциях весьма непродуктивной мне кажется апелляция к мнению самого мертвого творца. Его отношение пытаются реконструировать («как бы Он воспринял»), и как раз в случае Летова реакция вполне предсказуема. В лучшем случае на инициативу поклонников Егор отозвался бы любимым словечком «гамазня» (означавшим бессмысленную бытовую суету), а вообще-то привычно проклял бы тотальный Попе, снова вышедший его сожрать и переварить. Или в очередной раз, пощечиной общественному вкусу, связал бы собственное имя с чем-то густо ненормативным, как в названии группы «Егор и…»

Всё это нас ни разу не приблизило бы к пониманию его творческого и социального феномена.

Дискуссия вокруг названия омского аэропорта – конечно, эпизод, «потехе час», поскольку Егор продолжает свои труды и войны. Тем не менее это важный сюжет посмертной жизни Летова, позволяющий наконец зафиксировать ту огромную работу над умами, которую он произвел и производит. Национальный опыт художественного сопротивления, который подчас эффективнее политического (споры и расхождения Летова с Лимоновым; эти не раз пересекавшиеся параллельные когда-нибудь снова сойдутся). Невероятный случай диалога с миром, когда поэт практически не выходит из комнаты, а мир под его воздействием неудержимо меняется.

Игорь Федорович Летов, при всем обилии рефлексий и огромном количестве материалов, вообще плохо осмыслен, а последний сюжет, хоть и ключевой для летовской мифологии, воспринимается в качестве курьёза, достойного книги Гиннесса. Сидит безвылазно человек в комнате окраинной омской хрущёвки, пишет свои песни и альбомы сугубо самопальным способом. Если и отлучается, то чаще в лес, чем на гастроли. Диктует мирозданию свои правила и претензии. Мироздание, может, до конца не понимает, но слышит и знает.

Крайне заманчиво представить домашнюю студию «ГрОб-Records» своеобразным образом России (а ведь были в девяностые – нулевые моменты, когда вечная, единая и неделимая Россия только там, быть может, и существовала), однако более продуктивным мне представляется другая аналогия.

Виктор Пелевин в 2016 году издал роман «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами», уже через пару лет основательно забытый. Впрочем, сам автор, согласившись когда-то стать шестеренкой в механизме литературного календаря, сделал свои романы продуктом скоропортящимся. Тем не менее именно в этом тексте заявлен сильный образ т. н. «Принципа Портала»: в 60-е годы XX века, сообщает нам Виктор Олегович, случилось Второе пришествие. Якобы масоны, изолированные советской властью в ГУЛАГе на Новой Земле, достроили там Храм Соломона, и он оказался порталом между мирами.

«Если мы переведем эти представления на современный язык, у нас получится, что Храм – это некая материальная структура, делающая возможным земное проявление Божества. Своего рода, как говорят фантасты, портал между землей и Небом, искусство возведения которого было знакомо древним – и утрачено с развитием т. н. „прогресса“. Все великие древние храмы служили такими Порталами. (…) Злая воля человека и в этот раз оказалась сильнее божественной любви. Но светлых вибраций, уже прошедших через Портал, было достаточно, чтобы неузнаваемо изменить нашу Землю и подарить нам шестидесятые, поколение цветов, новую музыку, искусство – и веру в то, что мы можем жить без мировых войн».

Любопытно, что упомянутый мной Эдуард Лимонов сказал о 60-х похожие вещи, но в терминах скорее политических, нежели эзотерических:

«Сейчас, вспоминая шестидесятые годы, вижу, что это была бодрая эпоха надежд, молодой энергии. И бодрость, такую весеннюю веселость шестидесятых не могла придушить даже советская власть. Начали молодежную мировую революцию в Китае, по призыву старого Мао хунвейбины повели „огонь по штабам“ – ополчились против старых партийных кадров. Китайская молодежь торжествовала: это было видно молодежи всего мира на экранах телевизоров. Все обрадовались такому яростному примеру и бросились оспаривать власть стариков. Революцию 1968 года в Париже,