Иностранная литература, 2023 № 06 - Журнал «Иностранная литература»

щебетом и суетой слетаются с округи, чтобы хоть минутку посидеть на ветвях этого дерева и пожелать солнцу доброй ночи, а я им немного завидую. Я сижу, прислонившись спиной к стволу сосны, и щурюсь, если подует ветер и зашуршит травой, и трава начнет щекотать мне щеки. Мой дом у меня за спиной всего в нескольких десятках шагов, и я даже могу расслышать, как закипает вода в кастрюле с картошкой.

Но так оно было раньше, когда в доме не раздавалось никаких лишних звуков, никто не бил тарелок своими неуклюжими руками, не чихал как оглашенный и не хлопал окнами по десять раз на дню. Они распугали всех моих птиц, и им пришлось переселиться на дикую яблоню, а на крыше остались только кошки, которым, как известно, все равно.

И вот Ланцелот однажды вытащился из дома, что для него было совсем не обычно — он превосходно жил себе на втором этаже в комнате с окнами на юг, пил пиво с утра до вечера и высматривал в подзорную трубу, не скачут ли по равнинам его враги. А тут он явился ко мне посидеть со мной на берегу и окончательно испортить мне настроение.

— На что это ты тут пялишься уже битый час? — говорит. — Тут же за весь день даже мышь мимо не пробежит.

Сорвал травинку и принялся ее жевать, громко при этом чавкая, но я не удивился. Я не раз слыхал, что у всех этих рыцарей деревенские замашки.

— Слышь, — говорит Ланцелот. — Этот чудик очкастый говорит, что к нему скоро его студентка приедет. А он вроде как в нее влюблен. Вот ведь какая чертовщина!

— Да? — говорю я. — Ну, тогда мы ее поселим в комнате с балконом.

— Это почему это ей сразу балкон? — обиделся Ланцелот.

Я смотрел, как почти невидимая выдра плывет в неподвижной воде, сопит в мокрые усы, несет треугольную мордочку над мерцающим отражением темно-розовых речных цветов, — и отражение рассыпается такими же темно-розовыми медлительными кругами.

— Видишь выдру? — спрашиваю я у Ланцелота. — Она плывет к себе домой в камыши. Она живет на том берегу. Одна.

— Да иди к черту со своей выдрой! — он махнул на меня рукой. — Даже не пойму, о чем ты толкуешь. Может, она красотка, а?

— Кто?

— Да студентка эта. Я страсть как давно не видал ни одной красотки. У всех моих парней жены постарели и стали страшные, как ведьмы.

Я только пожал плечами в ответ. Я задумал пробраться на один из маленьких прибрежных островков, заросших в ту пору иван-чаем, из-за которого по вечерам солнечный туман стелился над водой сиреневым облаком, как будто минуту назад где-то совсем рядом, по одной из узких тропинок в речной осоке, прошел добрый волшебник, и весь мир затаил дыхание — даже капли росы на лепестках и листьях не смеют срываться вниз, — а мне позволено было краешком глаза подглядеть одно из самых прекрасных его чудес. Эти иван-чаевые горизонты не давали мне покоя. Потом я и вправду пробрался к островам вброд и набрал полные сапоги речного песка. Сквозь иван-чай я неторопливо шел в безмятежную травянистую глухомань, а сам он был бескрайний, плотный, смыкался над головой лиловым страшным туманом; шагаешь, оступаешься, а над тобой ничего, кроме пурпурных качающихся кудрявых кисточек, как будто ты попал в вымышленную страну и превратился в мышь-полевку, странницу по душистым пурпурным лесам, волнующимся под грозовыми облаками. В центре островка я замер и почувствовал, какой тишиной полны обрывистые берега вокруг, какое безлюдье заключает меня в свои объятия. Песок в сапогах натирал ноги, а я был совершенно счастлив.

Студентка и вправду вскоре приехала. Когда она впервые вошла в мой дом, на ней была огромная соломенная шляпа с лентой вишневого цвета, и она стучала туфлями в мои тряпичные коврики, чтобы сбить с каблуков налипший песок. Профессор прыгал вокруг нее и повизгивал, как щенок, а на носу у него точно так же подпрыгивали и блестели очки, и он восклицал:

— Ах, Лидия, как же вы могли! Почему не телеграфировали! В общественном транспорте, с такими тяжелыми чемоданами!

Лидия даже не взглянула на него.

— Мне комнату с окнами на море, — она мимолетно мне кивнула, достала из сумочки мундштук из темного дерева и закурила что-то экзотическое и немножко тошнотворное.

Я разыскал вторую пепельницу, взамен той, которую стащил Ланцелот, подозвал к себе пса и отправился в кухню нарезать лимоны четвертинками. Знаете ли, если кому-то вдруг однажды захочется жить в комнате с окнами на море, нет ничего лучше стакана хорошего хересу и лимона, нарезанного четвертинками и посыпанного крупной солью. Еще я нашел маленькую репродукцию Поля Гогена — ее я повесил рядом с дверью на балкон, — и комната для Лидии была готова. Потом Лидия поднималась в нее по особой лестнице, пыхтя и ругая меня на чем свет стоит.

— Какого черта надо было вешать на перила эти идиотские бумажные фонари с гнусными кисточками! Что за безвкусица! И какая от них пыль!

Она испачкала мне песком все ступеньки, и на рассвете я отмывал их тряпкой, смоченной в теплой воде, и они блестели на утреннем солнце и пахли как персиковое варенье. А Лидия спала и слышала сквозь сон крики чаек.

Оказалось, что Лидия — поэтесса и разбирается в современной политике и философии. По вечерам я зажигал в Круглой комнате рыжий торшер с бахромой, и Профессор с Лидией сидели друг напротив друга в колыхании табачного дыма и спорили о чем-то непонятном, загадочные, как индийские фокусники. Лидия злилась и настойчиво стучала окурком в черную стеклянную пепельницу.

— Вы невыносимо старомодны в толковании трактатов французских просветителей, профессор, — говорила она. — И в этом причина вашего возмутительного дилетантства в вопросах современной экономической политики Франции.

Профессор вздыхал.

— Лидия, дорогая, вам, должно быть, зябко в этот промозглый вечер! Позвольте мне подать вам шаль!

— Ах, профессор, оставьте, ради бога, ваши глупости! — огорчалась раздраженная Лидия. — Сегодня на море ни ветерка! Вы ведете себя как дряхлый старик!

Мы с Ланцелотом тем временем сидели вдвоем на крыльце и пили пиво из бутылок красивого янтарного цвета.

— Ну что это за баба, — сокрушался Ланцелот. — Ей же на костер прямая дорога, к гадалке не ходи, слышишь ты меня? Ты ножищи ее видал? Ножищи голые видал или нет?!

— Да видал, видал, угомонись! Сейчас, вот сейчас покажется Малая Медведица…

Ланцелот вскакивал и бежал за арбалетом, пес просыпался и начинал жадно брехать, Лидия выходила из терпения и выбегала из Круглой комнаты, хлопнув дверью,