Лицей 2025. Девятый выпуск - Сергей Александрович Калашников

как Герасим молча,

просканирует господина,

словно Фирс позабытый,

он укатится в коридор,

а представь, он себя

Смердяковым вообразил и,

логике подчиняясь,

как безликому божеству,

как в семнадцатом,

барин, поднял бы тебя на вилы,

словно временем скорым

скошенную траву.

Главные черты поэзии Марии Затонской – чуткость и чувственность. Хотя при слове «чувственность» часто представляется что-то раскрепощённое, женское, телесное, у Затонской чувственность иная – это, скорее, желание глубоко прислушиваться к миру и к себе, пропускать через собственное эмоциональное восприятие каждую малость мира, каждую его подробность: «голые ветки в которых хрустели синички», «Зимний дым из трубы длинен, горизонтален, / звёзды тонкие, как ушко игольное», «Это снег в пансионате, / это человек в ботинках / ходит по тугим сугробам / и печаль свою хрустит…» Лирическая героиня пытается вникнуть в неуловимое, от чего шум жизни нас постоянно отодвигает, словно слушанье происходит с далёкого края поля: «какие приглушённые леса / сюда въезжаешь время узнавая / и человек на том конце полей / вникает в исчезающие звуки». При всей внешней лёгкости такие стихи требуют большого мастерства и отточенности словоизбирательного аппарата. Только кажется, что «хрустящие» синички – это просто, на самом деле они требуют многих лет художественной настройки. Поэтика Затонской напоминает тонкую паутинку в утреннем лесу с росой и солнцем – что-то очень хрупкое и невесомое на первый взгляд, но, бывает, приглядишься, замрёшь и увидишь в ней всю её сложность и через неё – красоту бытия.

Дед не касается её платьев:

это последнее, что осталось

после раздачи кастрюль, полотенец,

колготок капроновых в мелкую сетку,

она в них, наверное, сильно мёрзла.

А вот это зелёное в крупный цветок

я всегда говорила, что заберу,

и она обещала:

вырастешь и наденешь,

и лето замерло за окном,

и до дома идти пять минут пешком.

Радостно, что премия «Лицей» и в целом литературная среда открывают широкой аудитории новый образ поэта, для которого существует не только он сам с его болью, страстями и метаниями, но и другие люди, природа, общественные механизмы. Объекты, что притягивают внимание автора, могут быть совершенно разными, но они перестали быть одной общей свалкой, к которой все гурьбой бегают разбирать ржавые гвозди. Разные техники сосуществуют рядом, иногда даже – в поэтике одного автора. Литература больше не состоит из постмодернистской иронии и обесценивания, а позволяет себе всё сразу – и нежность, и игру, и печаль, и надежду. В последние годы поэзия, словно вышедший из депрессии человек, разрешает себе просто существовать, без бесконечной вины и стыда, она не предъявляет к себе невыносимых требований, что, пожалуй, в некоторой степени освобождает её.

Анна Маркина,

член жюри

Первое место

Номинация Проза

Светлана Павлова

Сценаристка

Фрагмент романа

Работа над романом велась в Доме творчества «Переделкино».

Полная версия романа выйдет в «Редакции Елены Шубиной».

Они познакомились через «Авито». Было так.

Зоина школьная подруга Ира, эмигрировавшая в Берлин, попросила помочь разобрать вещи в её квартире, чтобы можно было сдавать чужим людям. Честно говоря, Зоя не была этому рада. После Ириного отъезда в их отношениях что-то сломалось. Телефонные разговоры случались всё реже. Она кидала мемы, смысл которых Зоя уже не могла понять. Каждый раз, когда она писала «го созв?», Зоя ловила себя на мысли «как же мне лень». Изредка инициатором этих созвонов выступала сама. Но только из чувства долга. Из чувства вины.

Ира и Зоя были знакомы тысячу лет. На прошлый Новый год Ира подарила Зое пластыри от натоптышей, её любимый кондиционер для белья с запахом лаванды и пробку для ванной – потому что была в курсе, что Зоина потерялась и оттого дыру слива та затыкала носком. Кто-то пошутил тогда: какое доскональное понимание потребностей быта! Наверное, это и называется словом «близость».

Но близость ушла. Её заменили сложности эмигрантской жизни. В иерархии проблем они стояли явно выше Зоиных сложностей, поэтому на Зою уделялось пятнадцать минут. Она слышала в ухе боязливое «Ну а у вас там чё-как?». Никогда не у Зои лично, а у коллективного «вас». Зоя рассказывала. Ира слушала, параллельно шурша распаковкой «Икеи».

Однажды Ириного мужа Стаса уволили. Он ни в чём не провинился, просто в их компании отменили удалёнку и настояли на том, чтобы все снова работали из московского офиса. На фоне увольнения у Стаса случилась депрессия. Новая работа не приходила, ведь чтобы пришла, нужно врать на собеседовании, а враньё отнимает ресурс. Тогда Ира решила сдать свою московскую квартиру, для чего и попросила Зою разобрать вещи. Что-то – на свалку, что-то – будущим жильцам, что-то – «пожалуйста, пусть пока побудет у тебя». В этом «пока» было столько надежды.

У кого-то из них в тот день сбоил интернет. Зоино видео подвисало, Ирин голос прерывался. Зое приходилось по несколько раз показывать одно и то же и уточнять комментарии подруги. Происходящее страшно злило Зою, а ведь они не разобрали ещё и половины шкафа.

Зоя попросила кофе и перекур, во время которых узнала хоть что-то интересное для неё: что делаем с книжками? Ира пожала плечами: либо забери себе, либо продай на «Авито» и отдай деньги на благотворительность.

Зоя оглядела полки, но быстро поняла, что из библиотеки Иры и Стаса ей нечего забирать. С Ирой у них были схожие вкусы, но в последнее время она жаловалась на усугубившийся минус и перешла на аудио. А Стас окончил философский факультет МГУ и читал такое, что Зоин мозг вряд ли когда-нибудь смог бы осмыслить. Она рассматривала шкаф, заставленный умными книжками, выпущенными «Ad Marginem» и «Издательством Ивана Лимабаха», и понимала, что, ясное дело, никогда в жизни их не откроет. Или откроет, но не продвинется дальше седьмой страницы. Сделает их декором своей квартиры, способом производить впечатление на новых гостей. Будет жить, униженная интеллектом Стаса.

К чёрту, подумала Зоя. И выбрала благотворительность.

Она провела несколько вечеров, бережно протирая книги и фотографируя их. На этапе выкладки на «Авито» мучительно долго пыталась понять, какую цену назначить каждой. Все они были в идеальном состоянии: Стас относился к книжкам бережно; не то что Ира – она и учебники универской библиотеки