Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

Для 1967 года это была эпическая сумма – многократно превосходившая все предыдущие пожертвования Артура Саклера.

– Сделаю[646], – ответил Артур.

Разумеется, на определенных условиях. Артур специально оговорил, что деньги будут выплачены им самим и его братьями, Мортимером и Рэймондом, причем не одной крупной суммой, а поэтапно. Новое крыло, которому предстояло занять площадку вдоль Рокфеллеровского крыла и Коллекции Лемана, будет называться Саклеровским крылом. Помещение, в котором расположится храм, станет Саклеровскими галереями азиатского искусства. На всех табличках, вывесках и указателях, связанных с этими новыми помещениями, каждого из трех братьев – Артура, Мортимера и Рэймонда – будут упоминать отдельно, обязательно со средним инициалом, обязательно с буквами M. D. (доктор медицины) после указания имени. Все это было изложено в четких формулировках как обязательные условия контракта. Один из администраторов «Метрополитена» шутил, что единственное, чего не хватало на этих тщательно обговоренных табличках и указателях, это указания «их приемных часов»[647].

Весной 1974 года, после того как Ховинг наконец получил все необходимые одобрения, грохот дрелей и отбойных молотков разнесся по всему Центральному парку: строительство началось[648]. «Нью-Йорк таймс» объявила, что строительство нового крыла стало возможным «в основном благодаря недавнему дару[649] на сумму 3,5 миллиона долларов от докторов Артура М. Саклера, Мортимера Д. Саклера и Рэймонда Р. Саклера». Но правда заключалась в том, что, поскольку Саклеры договорились выплачивать свое пожертвование поэтапно на протяжении двадцати лет, когда приблизился момент начала строительства, у «Метрополитена» не оказалось достаточного количества денег для его финансирования, и он был вынужден привлекать дополнительные средства[650]. (В итоге город Нью-Йорк отстегнул из казны 1,4 миллиона[651].)

На северной стороне «Метрополитена» команда мастеров начала избавлять от упаковки огромные песчаниковые блоки и располагать их на широкой бетонной платформе. Эти глыбы пролежали в разобранном состоянии одиннадцать лет[652]. Каждый блок был пронумерован, и строители-реставраторы в «Метрополитене» сверялись с масштабным планом и фотографиями, вновь складывая их в одно целое. Это напоминало гигантский конструктор. Пока храм рос, рабочие с интересом разглядывали не только древнюю резьбу, которой были покрыты стены с момента первоначального строительства, но и более поздние иероглифические надписи, а заодно и имя нью-йоркского адвоката XIX века, Л. Брэдиша, который съездил в Египет и не поленился вырезать свое имя на боковой стене здания, не зная, что в один прекрасный день оно окажется в Нью-Йорке.

Происходящее носило все признаки триумфа братьев Саклер. Но если Артур полагал, что все, что нужно, чтобы быть принятым в нью-йоркское высшее общество, – это крыло в музее «Метрополитен», носящее его имя, то он ошибался. Он с головой окунулся в жизнь музея, отправившись в профинансированную музеем поездку в Индию. (Когда один из участников поездки, филантроп Эдвард Уорбург, внезапно занемог, Артур открыл свой чемодан, и в нем обнаружился такой запас лекарств, что Уорбург пошутил – мол, он напоминает «аптекарскую лавку»[653].) И Ховингу искренне нравился Артур – настолько, насколько профессиональному соблазнителю может нравиться объект его чар. «Он был излишне чувствительным, эксцентричным[654], деспотичным – и уязвимым, что делало игру еще более увлекательной», – отмечал впоследствии директор музея.

Но другие администраторы «Метрополитена» возмущались[655] множеством ограничительных условий, наложенных Артуром на его дары. А что касается бюргеров от мира искусства старой школы[656], то они снисходительно, если не откровенно пренебрежительно смотрели на этого чересчур прыткого выскочку с бездонными карманами. Артур Саклер обладал тем же очарованием, что и «долларовый значок», сказал репортеру «Вэнити Фэйр» директор одного аукционного дома. Один из гостей битком набитого произведениями искусства «Занаду»[657], где обитал Артур, уподобил его дом «пристройке гробовщика». Артур страстно желал получить место в престижном совете попечителей музея и не без причины полагал, что заслужил его. «Я дал «Метрополитену» ровно столько[658], сколько Рокфеллеры заплатили за свое крыло», – жаловался он.

Но музей все никак не назначал его в совет. У его руководства сложилось смутное ощущение, что в Артуре Саклере есть что-то не вполне приличное. И Артур это чувствовал: он достаточно чутко улавливал тонкую скрытую динамику социального допуска в элитные круги, чтобы понять, что что-то происходит, и для него это «что-то» имело знакомый привкус. «Метрополитен», сделал Артур вывод, просто был «антисемитским гнездом»[659].

Но, возможно, действительное положение вещей было более сложным. С одной стороны, в совет музея входили и другие евреи. Один из высокопоставленных представителей «Метрополитена», Артур Розенблатт, шутил, что у администрации музея не было иного выхода, кроме как начать брать деньги у спонсоров-евреев, поскольку в какой-то момент у них закончились старые богатые белые христиане[660]. Но некоторые люди также подозревали, что в самом Артуре и его братьях есть нечто сомнительное с точки зрения законности. Один из администраторов «Метрополитена» отметил, что братья выторговали себе поэтапную выплату 3,5 миллиона долларов пожертвований в течение двадцати лет, чтобы все это время получать налоговые вычеты, – и поэтому, разумеется, «Саклеровское крыло – это щедрый дар[661], но при том великолепная сделка для Саклеров». Другой администратор, Джозеф Нобл, называл Артура «скользким»[662] и нашептывал коллегам, что анклав, который отдал ему Роример, был «самым большим бесплатным сувениром» в истории музея. «Вышвырните его вон[663], – увещевал Нобл Тома Ховинга, – пока не разразился скандал».

* * *

К концу 1978 года строительство было завершено, и Ховинг разрезал ленточку Саклеровского крыла[664] одновременно с открытием новой экспозиции, получившей название «Сокровища короля Тута». Это был ловкий ход. Экспозиция включала 55 ослепительно прекрасных похоронных предметов, обнаруженных в гробнице мальчика-императора Тутанхамона. Вечером перед открытием выставки для широкой публики «Метрополитен» устроил торжественный прием в новом крыле, чтобы отпраздновать это событие. Гостей встречал заново построенный храм, прекрасно отреставрированный и театрально освещенный. А еще их встречали имена: имена тех двух братьев, которые некогда утонули в Ниле, выбитые в песчанике стен, и имена тех, кто побывал в нем за минувшие столетия, а теперь еще и имена Артура, Мортимера и Рэймонда Саклеров[665], выгравированные на здании самого «Метрополитена».

В честь этого события Саклеры заказали новую постановку прославленному хореографу Марте Грэм, которую Артур называл «богиней современного танца»[666]. Точно стайка менад, танцовщицы из балета Грэм исполняли свои па прямо в самом храме[667]. На приеме присутствовал мэр города, Эд Кох: они с Артуром были дружны[668]. Так сошлись звезды, что президент США Джимми Картер только что председательствовал на саммите при заключении Кэмп-Дэвидских соглашений, завершив тем самым конфликт между Израилем