Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

открытие. Генри Уэлч рассказывал Джону Лиру, что получал только «гонорар» за свои услуги по редактированию двух журналов вместе с Марти-Ибаньесом. Но это была ложь. На самом деле он зарабатывал 7,5 процента от всех поступлений за рекламу[573], приходивших в «MD Пабликейшенс», и 50 процентов дохода за любые перепечатки статей в двух журналах, которые редактировал. В FDA Уэлч получал зарплату в 17 500 долларов[574] в год – сумма, адекватная должности самого высокопоставленного чиновника в управлении. Вдобавок выяснилось, что между 1953 и 1960 годами Уэлч заработал 287 142 доллара на своих издательских предприятиях[575]. «Стоит огласить эти цифры[576] – и они прикончат этих парней», – воскликнул один сенатор, имея в виду Уэлча и Марти-Ибаньеса.

Когда эти цифры были оглашены, Уэлч с позором покинул FDA[577]. Он продолжал твердить о своей невиновности[578], утверждая, что его изгнание было результатом политических козней, и говоря: «Я призываю любого просмотреть эти журналы и найти статью, параграф или предложение, которое отражало бы отсутствие издательской или научной честности». Но Уэлчу пришел конец. Он избежал уголовного преследования, получил свою пенсию в полном объеме и удалился во Флориду[579]. Тем временем FDA объявило о пересмотре[580] решений по всем лекарствам, одобренным Уэлчем.

Для расследования это была большая победа. Но Кифовер на ней не успокоился. Он желал побеседовать с Биллом Фролихом и выслал ему повестку. Однако сенатор вскоре обнаружил, что рассылаемые им повестки, похоже, вызвали локальный кризис в системе здравоохранения: так же как Уэлч и Марти-Ибаньес, Фролих отказался явиться для дачи показаний[581], приложив официальное письмо от лечащего врача, который описывал «глазное заболевание, которое может усугубиться в случае его явки в суд». Фролих не стал надеяться на авось и, чтобы обезопасить себя, спешно выехал из страны. Комиссии было сообщено, что он поправляет здоровье «где-то в Германии».

В декабре 1961 года в печати появилось сообщение, что Кифовер в скором времени завершит свои слушания и выражает надежду, что собранные им доказательства дадут законодательной власти все основания, чтобы исправить ситуацию со «злоупотреблениями в фармацевтической индустрии». Но в статье отмечалось, что перед тем как завершить расследование, Кифовер хочет вызвать для дачи показаний последнего свидетеля[582]: «доктора Артура М. Саклера, главу «Макадамса».

* * *

У Артура было качество, которое неизменно обращало на себя внимание Мариэтты[583]: способность «отгораживаться от всего, кроме одной-единственной области его внимания». Пока расследование, и скандальные статьи, и слушания в Сенате закручивались вокруг него воронкой, Артур занимался управлением своими деловыми предприятиями, коллекционированием и родственниками. Он презирал Кифовера[584], которого считал демагогом, стремящимся докопаться до фармацевтической индустрии. Артур никогда не верил в правительственных регуляторов и обычно пренебрежительно называл их безмозглыми бюрократами, людьми того сорта, которые пошли на государственную службу только потому, что не сумели поступить, к примеру, в медицинскую школу. Теория Кифовера, жаловался Артур, состоит в том, что «практикующие врачи – либо дураки, либо плуты», а медикам-исследователям и научным публикациям «нельзя доверять». Артур чутко улавливал любые намеки на то, что он лично может быть замешан в конфликте интересов. Но он отметал такие предположения[585] как «клевету» и «болтовню», настаивая, что никогда не занимался ничем кроме попыток помогать людям.

Он всегда сторонился публичности, а теперь, когда она сама к нему пришла по милости следователей, при помощи «Сэтеди ревью» и Сената США, выяснилось, что она ровно настолько опасна, как он и подозревал. В среде видных докторов в издательских советах журналов, которые издавал Марти-Ибаньес, стал подниматься ропот протеста[586], они слали в редакции раздраженные письма с вопросом, не являются ли «три доктора Саклера» тайными совладельцами этих журналов. (Марти-Ибаньес отвечал, что Саклеры являются его «дорогими и вызывающими восхищение друзьями»[587] и вежливо отказывался отвечать на этот вопрос.) «Некогда я радовался тому[588], что мое имя входит в список совета, – рассказывал в одной из публикаций «Ньюсуик» известный врач. – Теперь же я испытываю только отвращение. Я подал в отставку».

Получив повестку с требованием приехать в Вашингтон, Артур не стал ни ссылаться на больной глаз, ни бежать в Европу. В последующие годы это решение принять вызов стало мифологической главой в его биографии. «Это была эпоха маккартистской охоты на ведьм[589], поэтому каждый, кто имел отношение к фармацевтическому бизнесу, боялся, что его погубят», – говорилось в книге, опубликованной фондом семьи Саклер. «Артур Саклер вызвался принять на себя главный удар расследования от лица всей индустрии». Он нанял Кларка Клиффорда[590], легендарного и влиятельного вашингтонского адвоката и медиатора, который был близким советником президента Трумэна. И вот 30 января 1962 года Артур широким шагом вошел в зал заседаний Сената.

– Призываю комиссию к порядку[591], – провозгласил Кифовер.

Одной из темой слушаний, напомнил он присутствующим, были реклама и продвижение.

– Утверждения об эффективности того или иного лекарственного средства часто страдают преувеличениями, – продолжил Кифовер, посетовав, что предостережения о побочных эффектах «часто полностью отсутствуют». Поэтому сегодня они выслушают человека, который руководит одной из двух ведущих фирм, занятых рекламой лекарств.

– Вы торжественно клянетесь, что показания, которые вы дадите, будут одной только правдой и ничем, кроме правды? – спросил Кифовер.

– Клянусь, – ответил Артур.

Настал великий момент для сотрудников Кифовера: перед ними был сам спрут! Они неделями разрабатывали стратегию[592] допроса, опираясь на ряд сценариев с вопросами, которые следует задать Кифоверу, и вероятными ответами, которые может дать Саклер.

– Я – доктор медицины и председатель совета директоров компании «Уильям Дуглас Макадамс», – начал речь Артур. – В настоящее время я являюсь директором лабораторий терапевтических исследований и профессором терапевтических исследований в Бруклинском фармацевтическом колледже при университете Лонг-Айленда, – продолжал он. – Я опубликовал, публично представил или рецензировал около шестидесяти научных работ в медицинских периодических изданиях, на международных конференциях по психиатрии и физиологии.

Специально для комиссии он привез с собой библиографию и сказал, что будет благодарен за приложение ее к делу.

Артур отметил, что его психиатрические исследования «получили признание здесь [в США] и за рубежом». У него две профессии, сказал он, одна в медицине, а другая в бизнесе. Он занимается ими «параллельно, но независимо друг от друга».

Когда Артур в прошлый раз выступал на Капитолийском холме, он был не так уверен в себе. Тогда он приходил как скромный проситель, надеясь на финансирование, и сенатор-антисемит указал ему его место. Но сегодня в зале слушаний Артур Саклер был совсем другим человеком – человеком культурным, утонченным и обладавшим огромным медицинским авторитетом. Он говорил