Традиции & авангард. Выпуск № 2 - Коллектив авторов

одержишь сам! Так учил Конфуций, – сказал Николя.

– Пожил бы он в наше время… – Костя тер окоченевшие от холода руки.

Ему так и не выдали зимнюю одежду.

– Конфуцию своего времени хватило, – вставила я. – Там тоже несладко было.

– Без разговоров! – Из-за стеллажа с книгами появился директор. – Эй ты! – обратился он к охраннику. – Разве тебе велено что-то говорить?! Чтобы других слов, кроме рекламы, я от тебя не слышал. Иначе получишь пинок под зад!

– Заходите! Покупайте! «Алая роза» – магазин книг! – завелся охранник.

Красный колпак на Костиной голове выглядел на редкость по-дурацки. Хотелось снять его и сказать: ты взрослый мужчина, воевал в Чечне, почему же позволяешь так себя унижать? Но я знала, что в этом городе нет работы и Костя терпит ради своей семьи.

Саша и Каролина пробовали возражать, что такую громадную площадь им и до вечера не вымыть.

– Здесь по закону требуются четыре уборщицы, – стонали они.

– Шевелитесь! Живо пахать, ленивые собаки! – отрывался на них Эверест.

Под этот аккомпанемент мы ушли.

Мела метель, предвестница декабря, а я и Николя выглядели на редкость счастливыми.

– Бери брата и приходи вечером в гости, – пригласила я.

Виктор принес мои тетрадки, а затем попросил разрешения присесть. Он носил потертую крутку не снимая, словно выцветший зеленый камуфляж мог уберечь его от внезапной смерти.

– У меня пули близко к сердцу, – сказал Виктор.

– В Чечне поймал? – спросила мама.

Ее прямолинейность была оправданна: десять лет нас самих убивали чуть ли не каждый день. Разве такое можно забыть?

– Смерть стала моей неразлучной спутницей, – несколько возвышенно ответил хозяин дома.

– Бутерброд с абрикосовым вареньем будете? – спросила я.

– Со сгущенкой, – попросил Виктор. И пояснил: – Сладенькое люблю.

– Надо было раньше любить! – ласково пожурила его мама. – Сладкое полезно для мозга. Соображал бы, в Чечню не сунулся.

Коренастый плотный мужчина сглотнул, похлопал глазами, но спорить с моей мамой не стал. Вместо этого он заговорщицким шепотом предложил:

– Можно я расскажу вам свою историю?

Я сразу оживилась, взяла в руки дневник, а мама ответила вопросом на вопрос:

– Что, больше некому?

Лицо Виктора порозовело, и он признался:

– Некому! Свои могут убить, чужие – тоже. Неудобная правда никому не нужна. Когда требовал пенсию по инвалидности, вызвали куда следует и приказали заткнуться, а в медицинской карте врачи написали ерундистику. Но, может быть, она, – Виктор благожелательно кивнул на меня, – однажды напишет обо всем.

Шариковая ручка бегала по страницам дневника, и я старалась записать дословно.

Шел 2000 год. С отрядами наемников Виктор ушел из родного Ставрополя на чеченскую войну. Он рассуждал так: черных надо бить, вокруг одни террористы, а его родной город – фильтр, пограничная зона на Северном Кавказе, созданная, чтобы защитить Россию от потомков диких абреков.

Виктор записался добровольцем и ушел на фронт, оставив молодую жену и маленькую дочку под защитой родных стен. В нем жила искренняя вера, что он совершает праведное, богоугодное дело. Из дома доброволец захватил нательный крест, что дается православным при крещении, и ладанку со святой землей с горы Голгофы, где распяли Христа.

Военные будни шли своим чередом. Обстрелы. Затишья. Раненых отправляли в госпиталь, убитых временно хоронили в чужой земле, а когда удавалось, передавали своим. Безобразные, разорванные на части мертвые тела отправлялись в гробах, чтобы кто-то на мирной земле опознал в них сына или мужа.

Находясь в горах с подразделением, в которое его определили, Виктор понял, что свои, русские, сотрудничают с чеченскими боевиками, продают за валюту оружие и обмундирование, лишают солдат нормальной еды, чтобы получить легкие деньги. Получалось, что добровольцев гнали воевать за идеи, напичкав пропагандой из телевизионного ящика, а на деле оказывалось, что это очередная грязная война.

Виктору было не восемнадцать. Он быстро раскусил, что происходит, и решил вернуться в Ставрополь, не участвуя ни в каких преступлениях. О своем решении он объявил командиру, который вместо зимнего камуфляжа выдал всем летний, тонкий, да еще и зеленого цвета: такой снайпер видит за версту.

– Больно ты умный, – ответил на это командир. – Отправишься обратно первым спецрейсом.

Виктор посчитал, что договорился.

Утром командир по прозвищу Казак вызвал его к себе в палатку.

Военные всегда вначале выполняют волю своего командира и только потом задумываются, что происходит на самом деле, зачастую когда время безвозвратно упущено.

В палатке командира происходил расчет. Бородачи в новеньких зимних куртках, треща по-чеченски и по-русски, отсчитывали доллары.

– Что это такое?! – не сдержался Виктор. – Пока наши солдаты погибают, ты опять им продаешь оружие! Гнида!

– Где ты видишь оружие? – заорал на него один из приближенных Казака. Он присутствовал при сделке помимо пятерых бородатых представителей Ичкерии.

Виктор оглянулся и обнаружил, что оружия в ящиках, как в прошлый раз, нет.

– Что же вы на этот раз им продаете? – с удивлением спросил он.

В этот момент в палатку втолкнули еще двух добровольцев: Тимофея из Рязанской области и Семена из Ростова.

– Забирайте, – сказал командир чеченцам. – Они ваши!

Виктор открыл рот, не до конца понимая, что происходит, и получил прикладом в висок. Так он оказался в рабстве, о котором знал только по книгам, прочитанным в юности. Бежать из горного села, находящегося под охраной чеченских боевиков, не представлялось возможным. Его несколько раз избили – для профилактики. Виктор от работы не отказывался, поняв, что главное – выжить, иначе он не увидит родных.

Вместе с Тимофеем и Семеном он жил в яме, вырытой прямо за скотным двором. Похлебку давали раз в сутки. Из сильного здорового мужчины Виктор на глазах превращался в изможденного невротика. Передать весточку своим было нельзя. Вокруг – враги, за слово на русском языке могли ударить. Здесь он был чужим, пришлым, рабской силой, которую купили на невольничьем рынке. Что больше всего подорвало веру в справедливость, так это то, что чеченцам на явную смерть их продали свои, русские. Деньги заменили совесть и офицерскую честь. «Хотя какие из них офицеры? – думал Виктор. – Темные души бывших уголовников и воротил, вот кому выгодна эта война».

Время шло. Чеченцам поступил приказ отходить в Панкисское ущелье на территории Грузии.

Для рабовладельцев Виктор, Семен и Тимофей были Васями. Наверное, чеченцам казалось, что это сильнее подавляет волю человека и унижает его.

– Вы не люди, вы хуже, чем тузики, – говорили пленникам чеченцы, которые презирают собак. – Вас дешево продали, вы ненужный материал.

Виктор готовил боевикам еду на костре, стирал вещи. На его глазах перерезали горло двум русским солдатам, захваченным в бою, а он хотел жить.

– Ты нам денег стоил, работать будешь, – обещали Виктору.

Несколько раз он пытался