Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Иллюзориум» - Альманах Российский колокол

class="v">Подделка где, скажите? Где натура – слева?

Мы одиночеством пошитые лекала.

Наивно думаем – полюбят, если ярче.

Любовь мы ищем в половинах зазеркалья,

Все штукатурим наши лица, души прячем.

Мы стали сами зеркалами всех терзаний.

Всё одиноко к отраженьям прилипаем;

И в паутине сладких образов сознаний

Друг с друга больно штукатурку облупляем.

А если зеркалу не верить, не смотреться?

Без отраженной в мире – нашей половины,

Без марафета на зеркальных наших лицах:

В душе фактуру ощутить своей картины.

Для всех един ее ажур, орнамент кружев —

В нас повторяет всю картину мирозданья,

Но в зеркалах миров он тянется и кружит

Узлами спутанной любви без осознанья.

Нет одиночества без зеркала снаружи.

В той половине зазеркалья – паутина…

Картина тканая души тончайших кружев —

Любовью соткана внутри – для всех едина.

Не свяжем души все же, как бы ни желали —

Ни сетью липких паутин, ни кружевами.

Лишь можем кружево плести свое телами,

Завесив наши зеркала в любви вуали.

Анастасия'Љ

Ой, Ася

Ой, Ася – поэтесса и писатель, занимается веб-дизайном и маркетингом. Родилась в городе Ярославле 13 февраля 1994 г. В 2013 г. окончила Ярославский градостроительный колледж, специальность «архитектура». В 2014 г. ушла в «свободное плавание» и с партнером открыла собственное маркетинговое агентство, которое работает по сей день.

Пишет стихи с четырнадцати лет, придерживаясь простой формулы: интеллект + дерзость + исключительно прожитые чувства.

На данный момент Ася изучает биохакинг и сценарное искусство. Планирует дожить минимум до ста пятидесяти лет и получить кинопремию «Оскар» за лучший оригинальный сценарий.

Кредо: «Раз уж ты здесь, возьми от этого максимум».

Арбузные косточки

У меня арбузные косточки и луна,

Ломтик летней свободы в бутылке на самом дне.

Я хотела совсем немного побыть одна,

Но ты так привыкаешь сдаваться по осени мне.

Я просила тебя уходить, как уходят вон,

То есть наверняка, это то же, что насовсем.

Я просила тебя не высматривать мой балкон

На восьмом, это к первому прибавляя семь.

У меня под окном пахнет свежестью и водой,

Так дождливый сентябрь расстилает себе постель.

Я вообще никогда не легла бы в одну с тобой,

Чтобы возле твоих берегов не осесть на мель.

И с чего ты решил, что, снимая с меня белье,

Признавая прекрасное зрелище в худобе,

Я поверю в бредовое «ты для меня всерьез»,

Если я до сих пор еду зайцем в твоей судьбе?!

Лучше брошусь под лед под кнутом молодого мерло,

Если так протяну еще месяца три до зимы.

Это из-за тебя где-то там в глубине заскребло

И голодные звери во мне поджимают хвосты.

Или гонят с порога, чтоб сделать больнее, назло,

Пока снова не сдохли от горя немые цветы.

Пусть я буду гореть вместо тысячи наших мостов,

Ты меня, уходя, обязательно подожги.

Посторонняя

Поправлю тушь, что заметно стерлась,

Большими пальцами со слюной.

Не провожай, я сама приперлась,

Не притворяйся моим слугой.

Не открывай больше посторонним,

Тем более если это я.

Тем более вооруженной.

Тем более без белья.

В твоей берлоге вполне уютно,

И ты такой: чересчур хорош.

Прости, но я представляю смутно,

Как ты со мной прямо здесь живешь.

Таких, как я, может, и не будет,

Никто не пустит шальную дробь

Из всех, что есть на Земле, орудий:

Два залпа в сердце, контрольный в лоб.

Не открывай больше посторонним,

Тем более если это я.

Тем более вооруженной.

Тем более без белья.

Голос

Пусть слова впиваются жадно

Комарами в горячую кровь.

Пусть кусают, сосут беспощадно,

Пока в жилах струится любовь.

Мне не больно (конечно же, больно!),

Я держусь или делаю вид.

И, ты знаешь, даже прикольно

Блефовать, когда сердце зудит.

Обещай оставить в покое,

Перестать жужжать у лица,

Разогнать непосильно густое

Над затылком в виде венца —

Точно облако громких признаний,

Говорящих с моей тишиной.

Ты в одном из моих подсознаний:

То ли мертвый, то ли живой.

Воскресаешь на третьи сутки

После выстрела в «прорубь» виска.

Я себя лишаю рассудка,

Чтоб от смерти не слышать звонка.

Я свои обрубаю запястья,

Чтоб не сметь отправить письма

О любви с примесью страсти.

Пусть я буду глухонема,

Не смогу различить свои вопли,

Но расслышу (к черту слова!)

Голос, бьющий под самые ребра,

Мефистофеля и Божества.

Не допускай

Не допускай себя. К моим рукам не допускай,

В них оправданий полные ладони.

С них начинается зацикленный роман

С одним тобой навечно в главной роли.

Шестой по счету безысходный май

Трещит по швам, измученный от боли.

Прошу, уйди и ничего не объясняй,

Мы обойдемся без напутственных застолий.

Лишь ты руки моей коснешься невзначай,

И я сожму ее, конечно, поневоле.

Какой же все-таки ты наглый негодяй.

Опять запястья все в твоем одеколоне.

Приходи ко мне

Приходи ко мне, когда дома предательски душно,

Даже если не знаешь, на хрен тебе это нужно.

Даже если простывший, грустный или уставший,

У меня завалялся коньяк и конфеты от кашля.

Приходи в понедельник или