Альманах «Российский колокол» Спецвыпуск «Рождественское чудо» - Альманах Российский колокол

И в кого только она пошла?

Да! Она моя дочь и, наверное, похожа. на меня.

2

Я – на этот раз я, – можно сказать, перещеголял мою дочь.

Решил слетать в Москву. А Москва, господа, это не дикая Африка. Столица Советского Союза! Правда, там сидели и сидят правители, не очень любящие евреев и в особенности израильтян. Но я решил про себя: «Как можно встретить Новый 1989 год без приключений?!»

Советская система трещит по всем швам. Корабль тонет, а команда пьянствует и не догадывается, что вот-вот пойдет ко дну. Как спасти советский корабль? Это проблема Михаила Горбачева, а передо мной – как спасти мой корабль. себя от самого себя.

Мысли не запрешь на замок, и они напомнили мне события последних лет. Развод… Банкротство… Моя частная контора была чаще закрыта, чем работала, и я потерял многих клиентов. В один из злополучных последних дней я печально вернулся в мою контору, как мне казалось, в последний раз.

Я был совершенно разбит. Так жить больше не мог.

Я обязан убить одного человека – себя.

Я начал понимать, почему люди, доведенные до отчаяния, бросаются вниз с высотных зданий или суют голову в петлю.

Может быть, и я сделал бы то же самое, если бы имел мужество.

Но мужества не имел, значит, схожу с ума. Понял и удивился, что понял. Обычно сумасшедшие этого не понимают. Но разве я не безумен?! Способен ли нормальный человек лишить себя жизни?

Я выбрал свой вариант. Я решил стрелять в висок, и это решение облегчило мои душевные терзания. Наконец-то, впервые за последние дни, принимаю правильное решение! Я умру, и весь кошмар моей сегодняшней жизни прекратится, умрет вместе со мной.

В грудь, может быть, удобнее, но возможность не умереть сразу, а мучиться в агонии пугала меня.

Я подошел к своему бару, выпил одну за другой две или три (а может, и четыре) рюмки коньяка, кажется, «Наполеон».

Я больше ни о чем не думал и не хотел думать.

Устал от многочисленных дум. Одна только мысль властвовала надо мною: «Хочу конца! Конца! Конца!»

С этой мыслью зашел в свой кабинет и сел в объемистое мягкое кресло. Открыл внутренний ящик письменного стола. Револьвер! Мой старый «друг» лежал там, дружелюбно сверкая под светом настольной лампы. Я бережно взял его в дрожащие руки и приставил ствол к виску.

Неожиданно вспомнил слова, сказанные кем-то: что человеческая жизнь – это целая вселенная.

Курок начал свое судьбоносное движение…

В этот момент я понял, что моя вселенная в мозгу стала сжиматься до размеров первой – частичной – молекулы и вскоре разорвется, начиная новый цикл существования. Я увидел другой мир. Новый мир под совсем иным углом.

И я понял, что в этом новом мире нельзя стрелять вообще, тем более в себя.

Палец дрогнул на спусковом крючке, задержался и начал возвратное движение. Тяжело дыша, я отшвырнул пистолет в сторону.

Для меня было бы избавлением спустить уже взведенный холодный курок. Но как бы это объяснить. Я чувствовал, что на мне еще лежит долг.

Невыполненный долг перед моим отцом. Я могу быть полезен и моим дочерям. Я пока что очень нужен им.

И верьте мне! Если я в тот момент не застрелился. Клянусь! Это не была трусость.

Уеду! Я брошу здесь все, что имею. Мой дом, контору, на которую потратил почти четверть века моей жизни.

Все мое добро брошу на произвол судьбы. Да, я больше не могу жить в моем доме, в моем любимом городе, в этом мире.

Лечу в Москву! Опасно? Возможно, этот шаг равносилен самоубийству? Возможно! Ведь состояние советской страны, как ни парадоксально, подобно моему состоянию.

И поэтому, может быть, благодаря перестройке и товарищу Горбачеву меня там, в России, не расстреляют?

Уверенность в этом придавало и приглашение, полученное от товарища-москвича Андрея.

На вопрос близких и друзей – зачем я лечу, да и еще «туда»? – ответ был краток: «Попробую создать business[11], а может, получу от этого и pleasures[12]. Почему бы не согласовать их между собой?»

А вдруг все это камуфляж и, как только я сойду с трапа самолета, а мои ноги станут на советскую землю, меня схватят, обвинят в шпионаже и увезут куда-нибудь в следственный изолятор? А может, в Сибирь? Но Сибирь ведь тоже русская земля!

Ну и что? Убьют при попытке к бегству? Скажу им спасибо!

Я был охвачен животным страхом, но добрая тяга к стране, где я когда-то родился, сохранилась, поэтому я решился на этот шаг…

«To be or not to be?»[13] – это мой нынешний вопрос, хотя Шекспир задавал его много-много лет назад.

3

Я все еще был взволнован и растерян, когда пилот (а может, старший стюард) пафосным голосом Левитана объявил на английском и русском:

– Уважаемые пассажиры! Мы приветствуем вас на борту советской авиалинии «Аэрофлот»! Через две минуты наш самолет взлетает! Направление рейса: Тель-Авив – Москва! Температура воздуха плюс семнадцать градусов по Цельсию. Погода облачная, без осадков. Температура в Москве минус один градус по Цельсию. Ветер северный. Кратковременные дожди днем, а к вечеру ожидается небольшой снег. С наступающим Новым 1989 годом, дорогие пассажиры! Приятного вам полета!

Моя голова склонилась вправо, и я взглянул через плечо в иллюминатор. Там было достаточно темновато, и только цепочка посадочных огней виднелась вдали…

«До рассвета еще далеко», – вздохнул я и прикрыл сонные глаза.

Пока я размышлял, через проход между сиденьями ко мне подошла стюардесса-красавица и, остановившись подле, улыбнулась мне своей ослепительной улыбкой. Ее миловидное лицо окаймляли светло-русые волосы, а серые глаза светились теплом и доброжелательностью. Русская женщина поразила меня своей красотой, и мое израильское холодное сердце стало таять.

– Пристегнитесь, пожалуйста, господин.

– С удовольствием. – Я улыбнулся ей в ответ и начал искать ремни безопасности. И куда они пропали?

Приподнявшись с кресла, вытащил их из-под себя и с виноватым взглядом долго и неуклюже возился с ними, стараясь пристегнуться, под зорким взглядом русой стюардессы, терпеливо ожидавшей в проходе.

– Вам помочь, господин? – наконец спросила она.

– Пожалуйста, будьте добры, – тут же ответил я.

Стюардесса, перегнувшись через свободное сиденье, с улыбкой подхватила оба ремня и ловко стала их застегивать.

В этот миг я слегка, будто случайно, провел правой рукой снизу вверх по наружной стороне ее ноги.

«Сейчас получу по физиономии».

Но девушка – ноль эмоций, даже бровью не повела.

С той же прелестной улыбкой на губах