Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018 - Коллектив авторов

class="v">Андре Дерен по-прежнему дает интервью Рене Кревелю,

И бахромчатый пух дикой джиды в небесном свете,

Увиденный в летнем сне, в три часа пополудни,

Все еще клубится мимо твоих глаз.

Как неуютно, говорит он, жить в местах,

Где многие вещи напоминают о будущем,

Как беструдно и кайфно пацану

В «Бабур-намэ» у отца на голубятне, оба

Пшеничнокожие, немного белее

Бактрийского терракота; как безопасно и

Комфортно без бряцающих фарангов, без

Грядущего (пока) андижанского мятежа

1898 года. Ну, да,

Откликается кто-то, а

Межкняжеская бойня на берегу Кувасайской реки,

Битва за клочки обитания местных

Карлукских царьков?.. Потом

Ты стоял у могилы Грамши

В позе Пазолини недалеко от Тестаччо.

Это и есть fabula как обостренная форма

Порядочности перед бесплотностью твоего

Диалогического партнера – времени,

Чей избыток не позволяет выйти за его черту,

Чье отсутствие позволяет выйти за его границы, где

Ты слушаешь «Маятник» Криденс, или смотришь «Мушетт»,

Или вспоминаешь, как крепкоикрые прачки

Выбивают белье у реки Шура-сай

На фоне ленточных снегов Алайского хребта?

Яна Юшина

Человек человеку

Родилась в 1979 году в Загорске Московской области (ныне – Сергиев Посад). Окончила Московскую Государственную Академию Приборостроения и Информатики. Живёт в Москве. Победитель поэтического конкурса «Заблудившийся трамвай» им. Н.С. Гумилева 2018 года.

Ленинградский синдром

вечный турист запускающий дрон

пара таджиков старуха с ведром

вся твоя улица вкратце

непреходящий стокгольмский синдром

только уже ленинградский

в небе свинец а в ногах зеркала

вычисли тангенс шестого угла

чтоб на пяти не прощаться

строчка из блока коньяк из горла

это совсем не про счастье

по вечерам маяки сигарет

вместе с бронхитом за выслугу лет

в каждом замызганном сквере

осень даёт мерлезонский балет

камень становится зверем

стой не его ли ты кормишь с руки

так что внутри дребезжат позвонки

если приходит под окна

дома где медленно с красной строки

в нас заживают подонки

Прошлого тысячезимия

он говорит останься

она говорит с хера ль?

между ними дистанция

станция и февраль

прошлого тысячезимия

заснеженной бузины

она говорит увези меня

куда-нибудь из зимы

из этой вечной лапландии

в тёплый микрорайон

волосы цвета платины

сливаются с февралём

платформа зеленоградская

сугробы до рюкзака

робость его дурацкая

протянутая рука

губ донельзя обветренных

лукавые уголки

тройка по геометрии

точка в конце строки

За разнотравьем памяти

как странно за минуту до расстрела

упущенное время повзрослело

и тронулось серебряным умом

над тихой рощей в медном купоросе

утиный вождь прокладывает осень

почувствовав её в себе самом

сезон охоты пуще чем неволи

камыш обводит зеркало кривое

где плещется рябая высота

здесь не слышна заезженная трасса

а тишина похожая на здравствуй

рождается с упавшего листа

ещё сентябрь

пахнущий грибами

брусникой и сырыми погребами

так словно мы не вышли в города

так будто от земли не отрывались

корнями необузданно свиваясь

склоняясь к колыбелям по родам

за разнотравьем памяти – деревня

ещё разлука не заматерела

не надо

ничего не говори

вразрез с тоской

обманута собой же

нечаянная верность длится дольше

на поворот кудрявой головы

Человек человеку

человек человеку волк

человек человеку vogue

cosmopolitan и playboy

человек человеку Бог

чтоб носили его с собой

открываю глаза тайга

открываю глаза тонка

а казалась себе скала

отпущу тебя с языка

встрепенутся колокола

и посыплются из башки

позолоченные божки

незаконченные стишки

только руки не обожги

человек человеку мат

человек человеку март

человек человеку мал

покурили и по домам

Чёртово колесо

как легко превращается песня в притон для нот

оттого что тебе не двадцать притом давно

оттого что на взлётно-посадочной полосе

ты бескрыло шевелишься в чёртовом колесе

отгорело прошло устаканилось улеглось

и любовь не любовь как и злость на себя не злость

а местами ты даже счастлив исподтишка

с проходной маетой разбросанной по стишкам

с проходной маетой с воспитанной немотой

словно ходишь по замкнутой улице молодой

там шаги остаются на память для никого

и зевает Господь как усталый экскурсовод

надоедливой песни разнашивая мотив

прекрати в себе гадского лирика прекрати

но скрипит по нему непрошеная попса

где-то в ржавом сердце чёртова колеса

От камина

после имени пауза после паузы темнота

я спешу по коридору разговаривает вода

велосипедная камера мотор снято

свято

это план генштаба телефонная трубка мира

я однажды научу тебя прикуривать от камина

осторожно ещё затяжка ещё застёжка

ждёшь как

голубые бабочки вспыхнув уйдут под купол

ибо точное время мучеников и кукол

половина шестого от сотворения мира

мимо

нам давно четырнадцать или недавно тридцать

поутру в одном из нас умирает птица

чтоб в другом родиться

а когда обнажённая правда уже одета

я не знаю зачем должно продолжаться лето

с сумасшедшими лучшими дерзкими но не с нами

и оно не знает