Звезда на излом - Мария Кимури

и колышется, как палуба. Жар из трещины и холод, исходящий от отца, попеременно окатывают Руссандола, обжигают при этом — оба.

— Ты этого хотел!? — кричит он снова, понимая, что ответа не будет никогда.

Что ж... Проживет и без него. Он выживал со многими ранами, выживет и с этой.

Но ответ приходит, хотя он перестает ждать и делает шаг назад. Раздается треск. По безупречному лицу отца бегут трещины, словно по расписной фарфоровой маске, и сердце Руссандола замирает. Вот отламывается и падает один кусок, другой, разбиваясь с отдаленным грохотом... Маска величия и презрения осыпается, все больше и больше открывая другое лицо, покрытое следами ожогов и искаженное от живой смущенной злости, а не величественного и мертвенного гнева.

— Я не знаю!!! — Кричит в бешенстве Феанаро Куруфинвэ, таращась сквозь него, сжимая кулаки и делая шаг вниз, подходя к самой трещине, которая здесь — меньше шага шириной. Его голос отдается эхом, словно доносится из невообразимой дали.

Сердце Майтимо тоже сжимается от злости.

Он делает два шага к отцу, наступая на край разлома — и со всей любовью и бешенством с размаху впечатывает ему в челюсть кулак.

Левый.

*

Мандос. Эхо и след

— Хуан! Где же ты?

Пустые повороты тянутся бесконечно, выступит из солнечного тумана то фонтан, то лестница, скала откроется за деревьями…

— Ты бросил меня? — иногда спрашивает обиженно мальчик, особенно когда долго карабкается по ступеням туда, где померещился цокот когтей по камню или мелькнувший хвост. Но ответа нет, значит, может быть, и не бросил. И он снова ищет и зовёт, не удивляясь пустоте городов, то открытых всем ветрам, то уходящих в глубину пещер.

Иногда он находит свою комнату. Это бывает то темный закуток без окон в неуютной грубой башне, забросанный шкурами волков, то комната среди пещер, или, наоборот, большая светлая палата с камином, застеленная коврами из выделанных шкур оленей и диких кошек, где окно выходит на такой горный простор, что выглянуть страшно.

Тогда Турко залезает на кровать или лежанку, кутается в шкуры для тепла и бросается в сон, немного надеясь, что проснется и увидит рядом с постелью Хуана, а может быть, и братьев. Но хотя бы Хуана! Тогда вместе они найдут всех-всех. Курво. Братьев. Отца. Дядьев. Черноволосую девочку в синем платье и черном плаще. Двух похожих на нее мальчишек в зимнем лесу. Всех…

Во сне девочка в синем платье убегает босая в самую темноту и не хочет его ждать. С ней идёт Хуан, и значит, все должно быть хорошо, но Хуан теряется, и девочка тоже. Она — насовсем. А Хуан ещё нет.

Если спать слишком долго, то снится отец, дерущийся со злобными живыми огнями, и потом отец повторяет что-то и превращается в пепел. А ещё снится мальчишка, уводящий девочку за собой в глухую тьму, зимний лес и стылая река, и в груди начинает болеть снова, и рука жжется сильнее обычного.

Обычно здесь он просыпается, не желая дальше смотреть эти сны. Каждый раз его надежды не сбываются, и Хуана рядом нет. Каждый раз он выбирается из-под теплых одеял и идёт его искать снова.

Ещё иногда в пустых коридорах и на солнечных улицах он встречает призраков. Турко их избегает, потому что призраки пытаются его задержать, а нужно спешить, вдруг с Хуаном что-то случилось без него? Ведь иначе Хуан нашел бы его сам!

Когда он об этом думает, становится страшно и холодно. На Хуана мог напасть волк, думает он. Огромный черный волк, размером ещё больше него. Он точно где-то был. Хуан сильный, он может справиться с ним, но вдруг нет? Вдруг он погибнет там один?

Когда Турко думает про волка, вокруг темнеет и дует холодный зимний ветер, вода фонтана схватывается льдом, иней ложится на стены пещер. Если придется справляться с волком без Хуана, будет очень тяжело, ведь оружия нет нигде в этом городе…

Потому он возвращается мыслями к Хуану, к поискам и к укромным местам, где он может прятаться. Обычно при таких мыслях вокруг теплеет и светлеет. Источника он не видит, но свет этот очень радостный, особенно там, где фонтан, украшенный зверями.

Когда он набредает на это место, всегда вспоминает, как увидел здесь Хуана в первый раз. Какой он был неуклюжий щенок, и какой все равно большой, двумя руками с трудом удержать. Обычно здесь солнечно, Турко отогревается после мыслей о волке, забывает о нем и думает, как они с Хуаном пойдут искать братьев… Или грустную девочку. Или тех близнецов из зимнего леса.

Мы всех найдем, обычно думает он здесь, собираясь с силами, чтобы начать сначала.

Иногда вспоминает, что приходит сюда уже который раз, мимолётно удивляется — и уходит дальше. Порой — долго сидит, болтая в воде обожжённой рукой, и она почти перестает болеть, только чешется. Где обжёгся, Турко тоже не помнит.

Если перестать болтать в воде рукой, можно увидеть свое отражение. С короткими волосами, чтобы не мучиться с гребнем. С недлинной косой, куда он вплетал перья от первых добытых птиц. С длинной гривой, перехваченной ремнем в двух местах, чтобы не мешала учиться владеть мечом. С побледневшей косой, натуго переплетенной с ремнем, чтобы не мешала в драке…

Ожог мешал бы ему драться.

До этого или после он потерял Хуана?

Возвращаясь к фонтану снова и снова, он видел себя в воде… слишком разным.

Я обыскал весь город, думал Турко раз за разом. Хуана здесь нет. Нужно идти куда-то дальше, чтобы его отыскать.

Выйти из города. Который он обыскивал весь, все его закоулки и тайники. У которого нет ворот.

Снова ему чудилось, что мысли повторяются, словно здесь у фонтана они приходили уже много раз…

Когда ему вдруг почудилось, что он с любопытством заглядывает в эту воду в тысячный с лишним раз, Турко перестал думать и прыгнул в фонтан.

Дна здесь не было.

Он очень надеялся, что делает это в первый раз.

Вода темнела, наливаясь холодом и набирая течение медленно. Можно ещё было выплыть.

Перевернувшись, Турко ушел в глубину, позволив холодному течению нести себя.

В