Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях - Рубен Валерьевич Маркарьян

Если улики сильны, следует приводить их порознь, подробно развивая каждую в отдельности; если они слабы, следует собрать их в одну горсть. Квинтилиан говорит: «Первые сильны сами по себе и надо только показать их такими, какие они есть, не заслоняя их другими; вторые, слабейшие, взаимно подкрепляют друг друга. Лишенные значения качественно, они убедительны количеством – тем, что все подтверждают одно и то же обстоятельство».

Старайтесь как можно чаще подкреплять одно доказательство другим. Если в деле есть прямое доказательство, оставьте его в стороне и докажите спорный факт косвенными уликами; сопоставление логического вывода с прямым удостоверением факта есть сильнейший риторический прием.

Не пытайтесь объяснять то, что сами не вполне понимаете. Неопытные люди часто делают эту ошибку, как будто рассчитывая, что найдут объяснение, если будут искать его вслух. Противник бывает искренне признателен этим ораторам.

Не старайтесь доказывать большее, когда можно ограничиться меньшим. Не следует усложнять своей задачи.

Не допускайте противоречия в своих доводах. Это правило постоянно нарушается нашими защитниками. Они подробно и старательно доказывают полную неприкосновенность своего клиента к преступлению, а потом заявляют, что на случай, если бы их доводы не показались присяжным убедительными, они считают себя обязанными напомнить им обстоятельства, могущие служить основанием к отпущению вины или, по крайней мере, к снисхождению. Несколько заключительных слов обращают всю защиту в пепел.

Опровержение (refutatio)

Разделяйте обобщенные доводы противника.

Возражая противнику, не выказывайте особой старательности. Слишком настойчивое возражение против того или иного довода, не сопряженное с безусловным его опровержением, может придать ему новый вес в представлении слушателей, у них слагается собственное соображение, невыгодное для оратора: если он так много говорит об этом, значит, это действительно имеет большое значение.

Не оставляйте без возражения сильных доводов противника. Но, возражая на них, отнюдь не следует развивать их или повторять те соображения, которыми он эти доводы подкреплял.

Не доказывайте, когда можно отрицать. «Если житейская или законная презумпция на вашей стороне, – говорит Уэтли, – и вы опровергли выставленные против вас доводы – ваш противник разбит. Но если вы сойдете с этой позиции и дадите слушателям забыть благоприятную вам презумпцию, вы лишите себя одного из лучших своих доводов; вместо славно отбитого приступа останется неудачная вылазка».

Отвечайте фактами на слова.

Возражайте противнику его собственными доводами.

Не спорьте против несомненных доказательств и верных мыслей противника. Это спор бесполезный, а иногда и безнравственный. Антоний говорит у Цицерона: «Мое первое правило заключается в том, чтобы совсем не отвечать на сильные или щекотливые доказательства и соображения противника. Это может показаться смешным. Кто же не сумеет этого? Но я говорю о том, что делаю я, а не о том, что могли бы сделать другие на моем месте, и, признаюсь, что там, где противник сильнее меня, отступаю, но отступаю, не бросив щита, не прикрываясь даже им; я сохраняю полный порядок и победоносный вид, так что мое отступление кажется продолжением битвы; я останавливаюсь в укрепленном месте так, чтобы казалось, что отступил не для бегства, а для того, чтобы занять лучшую позицию».

Не опровергайте невероятного; это – удары без промаха по воде и по ветру.

Пользуйтесь фактами, признанными противником.

Если оппонент обошел молчанием неопровержимую улику, следует только напомнить ее присяжным и указать, что его противник не нашел объяснения, которое устранило бы ее.

Глава 9

Заключительные замечания (о нравственности)

Приведенные мной теоретические изыскания и практические примеры могут произвести впечатление какой-то нечестной игры и обучению ее правилам. Уловки, недомолвки, речевые приемы с целью убедить, с желанием добиться результата – все это кажется некрасивым или даже безнравственным.

В то же время всякий искусственный прием заключает в себе некоторую частицу неправды: художник пользуется дополнительными цветами, когда хочет подчеркнуть что-то в своей картине; скульптор осознанно изменяет размеры частей творимой им фигуры, чтобы ее лучше было видно на расстоянии; военный парад к празднику во время боевых действий проводят, чтобы поднять боевой дух армии народа – все это в какой-то степени ложь.

В построении речи конкретный технический прием может быть ложью, но от этого вся речь не станет неискренней, лишенной правды и справедливости.

Если, например, в ходе судебного следствия всплывает неблагоприятная для обвиняемого улика, которая может разрушить защиту и упечь надолго в места не столь отдаленные, как ведет себя защитник? Правильно, он не подает вида, что это его волнует. Но ведь это – притворство, то есть ложь? А разве честнее будет покраснеть или расплакаться?

Трудно провести границу между безнравственным и дозволенным. Выступающий в прениях адвокат, защищая своего клиента, обязан в силу закона не действовать вопреки его воле, за исключением одного случая – когда убежден в его самооговоре. Значит, чаще всего оратор заведомо знает, что может говорить неправду, но преувеличивает силу своих доводов риторическими оборотами, усиливает убедительность своих соображений, то есть одновременно обманывает, но поступает честно, так как профессионально делает то, что обязан делать.

Профессор Л. Владимиров в статье «Реформа уголовной защиты» в начале XX века писал:

«Можно и даже должно уважать защиту как великое учреждение; но не следует ее превращать в орудие против истины. Неужели же в самом деле защита есть законом установленные и наукой одобренные приемы для наилучшего введения судей в заблуждение? Нам кажется, что защита имеет целью выяснить все то, что может быть приведено в пользу подсудимого согласно со здравым смыслом, правом и особенностями данного случая. Но полагать, что и молчание для затушевывания истины входит в приемы защиты, значит заходить слишком далеко в допущении односторонности защиты.

Защита, конечно, есть самооборона на суде. Но судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и законе. Хитрость едва ли может быть допускаема как законное средство судебного состязания. Если военные хитрости терпятся, то судебные вовсе не желательны».

Мнение дореволюционного профессора перекочевало в учебник советского уголовного процесса 1938 года, который мне попался в антикварном магазине, где в главе «Защитник» прямо указано, что «защитник – это помощник советского судьи в сборе доказательств в интересах подсудимого», но врать пролетарский защитник права не имеет!

Если защитник не имеет нравственного права умалчивать или замалчивать обстоятельства и соображения, изобличающие подсудимого, это значит, что он обязан напомнить их присяжным, так получается? Но в этом случае защитник станет вторым обвинителем, и состязательный процесс умрет, не начавшись.

Ответ очевиден и давно известен. Лучше сто