Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

Бомбу, а точнее, как ее не использовать, поскольку и ее применение, и ее неприменение странным образом оказались уравнены в этом рационально-иррациональном дискурсе. Однако следует особо отметить то, что дискуссия о применении или угрозе применения ядерного оружия в условиях «холодной войны» не могла вестись в терминах классического права войны. Первое применение Бомбы в исключительных обстоятельствах середины 1945 г., явившееся кульминацией чрезвычайных событий всех предшествующих пяти лет войны, пожалуй, можно объяснить в этих рамках (хотя это до сих пор остается спорным). Те формы применения Бомбы, которые стали обсуждаться к началу 50-х годов, лежали целиком за пределами права войны, и по большей части так дело обстоит и до сих пор. В долгой истории права войны, и тем более в его модернизированном виде, каковым является МГП, невозможно было найти что-либо, что могло бы помочь разрешить проблемы, которые порождались оружием, обладавшим столь гигантской и неизбирательной разрушительной силой (включая воздействие на окружающую среду), какой обладало первое поколение ядерного оружия, а также проблемы, связанные с таким обоснованием его применения, как «взаимно гарантированное уничтожение».

Можно было найти определенную связь с jus ad bellum. Такая война, каковой она представлялась, не могла иметь никаких рациональных оправданий, и любые меры, которые ее предотвращают, даже на первый взгляд самые иррациональные, можно было бы только приветствовать и уклончиво поддержать. Но с jus in bello никакой связи не было, кроме чисто формального предположения, что применение Бомбы в случае реализации сценария взаимного уничтожения могло бы быть оправдано в качестве «репрессалии». Уважение к цивилизованным нормам поведения требовало постоянной ссылки на международное право, но мировое сообщество в надежде решить огромные проблемы, возникшие с появлением и распространением ядерных вооружений, вынуждено было обратиться к другим его областям, нежели МГП. Контроль над вооружениями и разоружение стали отдельной темой международных конференций, соглашений и договоров, в центре внимания которых находилась угроза ядерной войны и выработка собственных, сформулированных в своих специальных терминах ответов на вопросы, которыми озабочено МГП: сокращение стратегических вооружений, взаимное сбалансированное сокращение вооруженных сил, осуществление контроля, создание условий для взаимного доверия и т. п., – терминология, которая отсутствует в лексиконе МГП, но которая вроде бы способна указать осторожный, постепенный путь к достижению некоторых из его целей.

Влияние всего этого на продвижение МГП к выработке определения военных целей состояло в замедлении и осложнении этого процесса. Крупнейшие военные державы оказались, или позволили себе оказаться, связанными неразрывными узами с оружием массового уничтожения, для которого на ранней стадии его развития, когда оно было менее изощренным, обычное определение военной цели никак не подходило. Один из первоначальных вариантов ответа на вызов МГП включал предположение, что конвенционные определения потеряли какую-либо релевантность из-за практики государств во время Второй мировой войны, т. е. что оказались правы мрачные довоенные пророки, предрекавшие бомбардировки городов и гражданского населения, что оружие массового уничтожения никуда не исчезнет, а вооруженным силам, ориентированным на его применение, нечего стыдиться. Но вовсе не все, кто оправдывал угрозу массовых и ядерных бомбардировок, разделяли такой хладнокровный взгляд на этот предмет. Обладание ядерным оружием вполне совместимо со стремлением держать его под замком, если это можно сделать, обеспечив необходимую безопасность. Совершенствование оружия и пересмотр стратегической доктрины сделали возможным для США в конце 60-х годов вновь вернуться в основное правовое русло вплоть до того, что в 1968 г., когда под эгидой ООН была запущена программа реформирования МГП, они заявили: «Действительно существуют правовые принципы, регулирующие применение оружия; эти принципы равно применимы как к ядерному, так и к подобным ему другим видам оружия [читай – биологическому и химическому]»[369]. Однако США вместе с присоединившимися к ним Великобританией и Францией поставили условием своего участия в конференциях 70-х годов по реформированию МГП, что все принятые на них решения или согласованные правила не будут относиться к использованию ядерных вооружений, которые, помимо того что регулируются «уже принципами действующего международного права», являются «предметом отдельных переговоров и соглашений»[370].

Может ли то или иное государство принимать «принципы» и в то же время отвергать «правила», выведенные из них, – это всего лишь один из множества аспектов данной проблемы, вызывающий негодование у противников ядерных вооружений и обеспечивающий массу приятного времяпрепровождения для любителей юридических споров[371]. Для сторонников ядерных вооружений это различие имело довольно существенное значение, учитывая странную ситуацию, сложившуюся на тот момент. Но впоследствии, по прошествии пятнадцати лет, оно стало не столь значимым в результате успешного завершения ряда «отдельных переговоров и соглашений», которые в 1977 г. казались весьма отдаленной перспективой. Далее мы не будем углубляться в вопрос о том, распространяются ли нормы протокола, касающиеся военных целей и регулирующие удары по ним, только на обычные виды вооружений или также и на ядерные и другие «неконвенциональные» виды вооружений. Однако анализ самих правил вознаградит исследователей за потраченное время. Определение военных целей занимает центральное место в совокупности правил, призванных регулировать военные удары, наложить запрет на те из них, которые не имеют никакого смысла или просто злонамеренны, и ограничить размеры ущерба, причиняемого непродуманными или плохо проведенными ударами. Протокол дает разъяснение содержащимся в нем нормам, излагая некоторые принципы, но не раскрывает философии, которая обосновывает и разъясняет все это в целом. Он объясняет смысл правил не намного подробнее, чем ЖК, дополнением к которым он является. Он является правовым инструментом и в своем законченном виде воспринимается как труд юристов, написанный для юристов. То, что их профессиональный вклад был одним из многих наряду со вкладом специалистов других профессий, совместно принимавших участие в подготовке протокола, не отменяет другого факта, состоящего в общем признании того, что окончательной проверкой каждого предложения станет его способность «устоять в суде». Некоторые правила изложены таким замысловатым языком, а другие так тесно привязаны к скрытому контексту, что их смысл невозможно понять без соответствующих подсказок, которые юристы-международники рассматривают как нечто само собой разумеющееся: travaux préparatoires[372], «история переговоров» и официальный комментарий. Нельзя ожидать, что все это будет понятным для других наиболее заинтересованных сторон – военнослужащих на различных уровнях, политиков, дипломатов, бюрократов, сотрудников международных гуманитарных межправительственных и неправительственных организаций – и будет, так сказать, интериоризировано ими, если только не будет переведено на понятный им неюридический язык.

Давайте поэтому предварим рассмотрение этих правил напоминанием о той философии, которой они обязаны своим существованием. В соответствии с ней имеется две причины того, почему так важно избегать нанесения ущерба гражданским лицам. С одной стороны, есть простое гуманитарное основание, состоящее в том, что не причинять вреда другим людям, если только к этому не