Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

во взаимоотношение субъективного и объективного весьма существенного фактора – языка. С включением этого фактора описанный выше в самых общих чертах процесс показывает, каким образом в деятельности языка и мышления происходит разрыв волшебного круга, в котором, якобы, оказывается заключенным человек, говорящий на определенном языке. По сути дела, взаимодействие субъективного и объективного посредством языка можно привести к потенциалу современных наших лингвистических представлений и сказать, что это взаимоотношение есть взаимоотношение языка (объективное начало) и речи (субъективное начало), или несколько по-другому и применительно к интересующему нас вопросу: – взаимодействие индивидуального опыта с общественным опытом, представленным в лингвистической модели мира. Об этом В. Гумбольдт тоже говорит на своем своеобразном языке:

«Речевая деятельность даже в самых своих простейших формах есть соединение индивидуальных восприятий с общей природой человека»[476].

Ко всему этому следует лишь добавить известное положение Соссюра об исторической первичности речи, чтобы все приобрело полную ясность.

Идеи В. Гумбольдта были развиты в современном нам лингвистическом направлении неогумбольдтианства, наиболее видными представителями которого являются Э. Кассирер и Л. Вайсгербер. Если лингвистическая концепция второго у нас достаточно известна (ей посвящены отдельные работы, она часто разбирается и в общих трудах), то первый – Э. Кассирер – ныне редко поминается. Между тем его взгляды заслуживают внимания, в частности, в связи с разбираемым нами вопросом.

Излагая философию языка В. Гумбольдта в первом томе своей ранней работы («Философия символических форм»), Э. Кассирер, пожалуй, по праву считает ее центральными моментами (вокруг которых группируется множество других) следующие три темы: взаимоотношение объективного и субъективного, генетический (в смысле выявления факторов, обусловливающих деятельность языка) подход к языку и, наконец, синтез формы и материи. При этом наиболее важным в этой триаде Э. Кассирер считает учение о взаимоотношении субъективного и объективного, о содержании которого вкратце говорилось выше. Именно разработке этого учения применительно к воздействию языка на мировоззрение и посвящены главным образом работы Э. Кассирера. Но замкнутость языкового круга, с одной стороны, и открытость системы языка, с другой стороны, представляются им как явное противоречие, разрешение которого мыслится в обязательном подчинении одного положения другому.

По сути дела, центральным для всей проблемы взаимоотношения языка и опыта является вопрос о том, действительно ли человек замкнут в пределах того опыта, который зафиксирован в языке, или же этот «лингвистический опыт» постоянно обогащается, и если это так (а мы не сомневаемся, что это так), то какими путями происходит это обогащение. И неужели же в этом последнем случае язык выполняет всего лишь пассивную роль своеобразной копилки, куда человек просто складывает добытые своим познавательным трудом богатства. Сам Э. Кассирер приводит слова В. Гумбольдта, которые с полной недвусмысленностью отвечают на интересующие нас вопросы:

«Из взаимозависимости мысли и слова с полной очевидностью явствует, что язык не является всего лишь простым средством представления уже известных истин, но в большей мере – средством еще неизвестные открывать» (перевод наш. – В.З.)[477].

Следовательно, ни о какой пассивности языка в данном случае не может быть и речи. В. Гумбольдт в одной из многочисленных вариаций на тему о взаимоотношении объективного и субъективного говорит и о путях обогащения языка. Он пишет:

«Внутренне стремящийся к единству и общности, человек хотел бы выйти за отделяющие его пределы своей индивидуальности, однако, подобно мифологическому великану, обретающему свою силу от прикосновения с родной землей, он также должен укрепить как-то свою индивидуальность в этой высокой борьбе. Он все увеличивает свои усилия в этом невыполнимом самом по себе стремлении. И тут чудесным образом ему на помощь приходит язык, который умеет, разъединяя, соединять, и в облик индивидуального выражения включает возможность всеобщего понимания» (перевод наш. – В.З.)[478].

Таким образом, получается, что человек, используя язык как объективное средство в своей индивидуальной познавательной деятельности, в силу самого того обстоятельства, что он использует язык, делает всеобщими результаты своей индивидуальной познавательной деятельности и тем самым постоянно обогащает его – не только в количественном, но и в качественном отношении: делая язык более совершенным инструментом для познавательной деятельности (и, разумеется, для выполнения иных его функций).

Но это еще не все решение занимающей нас проблемы. Надо вспомнить о национальном своеобразии языка, связанном с различием классификационных структур опыта. Не могут ли эти различия, как отмечалось уже выше, оказывать детерминирующее воздействие на направление познавательной деятельности всякого индивидуума, использующего определенный язык? Э. Кассирер отвечает на этот вопрос положительно, оставаясь в русле привычных истолкований философии языка В. Гумбольдта. В признании человеческого фактора он заходит, правда, так далеко, что готов даже утверждать, что каждый индивидуум говорит на своем языке, однако в той свободе, с какой индивидуум пользуется своим языком, он, по мнению Кассирера, оказывается ограниченным внутренними духовными связями, которые обуславливаются национальным своеобразием языка[479]. И поэтому никакого противопоставления между открытым характером системы языка и детерминирующими качествами языка, якобы, нет. Есть лишь соподчиненность первого второму.

Было бы несправедливо по отношению к Э. Кассиреру, если бы при изложении его взглядов мы ограничились упоминанием лишь его данной капитальной (трехтомной) работы, вышедшей в 1923 г. В течение его долгой научной жизни он опубликовал много работ, в которых неоднократно возвращался к данному вопросу. Мы познакомимся только с одной из самых последних – «An Essay on Man» («Рассуждение о человеке»), изданной в 1944 г., – не ради того, чтобы проследить, как изменились его взгляды, а скорее с той целью, чтобы показать, каким метаморфозам подверглась интересующая нас проблема в последние десятилетия, чтобы занять почетное место в самых новейших лингвистических концепциях, в частности в теории порождающих грамматик.

Э. Кассирер задается вопросом, почему ребенок с такой легкостью овладевает языком и почему с возрастом эта легкость теряется, хотя, казалось бы, развитие психических возможностей, наоборот, должно было бы способствовать развитию и способности к изучению языков. Отвечая на этот вопрос, Э. Кассирер утверждает, что человек не может повторить процесса своего первого вхождения в мир, который постигается ребенком вместе с освоением языка. Как это не может показаться парадоксальным, но основная трудность при изучении нового языка, по его мнению, состоит в том, чтобы «забыть» родной (первый) язык, а точнее, оторваться от него и от привычного мира. В то время как для ребенка познание мира и изучение языка есть взаимосвязанный процесс, взрослый, уже владеющий языком, обладает знанием мира в том его виде, в каком он представлен ему его родным языком. Поэтому, изучая новый язык, мы должны делать огромные интеллектуальные