Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

Богу – Бог этого не приемлет – но это также неприемлемо и плохо для самого Каина, а как оказывается впоследствии – и для Авеля, и для Бога, и для потомков Каина, и для всех людей, в той мере, в какой они соблазнены тем духом, что влек к себе кровожадного брата, лежа у его дверей. Каин полыхает гневом не только потому, что утаил лучшее и разгневал божественное, но потому, что этим поступком он отказывается от лучшего в жизни. Жертвенный ритуал – в данном случае жертва всесожжения, – это попытка подать ясный сигнал, подтвердив, что дар, а на более глубинном уровне – само намерение обладает качеством, восходящим в иерархии ценностей (так сказать, на космическом древе) к наивысшему «небесному» месту. Это позволяет установить верные отношения с высшим. Каин не может сделать это правильно, а значит, лишает себя настоящего романтического приключения, способного оправдать его жизнь и придать ей важность – самого эффективного противоядия от нигилистической злобы и мятежности. Брат-антагонист Авеля озлоблен вовсе не потому, что ему недостает внешних, общественных атрибутов успеха (а их нет, поскольку ему недостает истинных усилий). Смысл отсутствует в самой его жизни – это спутник его надменного, обманчивого и бездеятельного утаивания.

В чем же мораль? В чем суть истории, на что она нацелена? Это настойчивая мысль о том, что изобильная жизнь требует абсолютной и тотальной приверженности – в каждом взгляде, в каждом слове, в каждом действии. Перед лицом подавляющих трудностей и поразительных возможностей мы призваны принести в дар – ни много ни мало – совершенно все, чем обладаем, а если осмыслить это более уместным образом, то все, что нам дано и за что нам следует быть благодарными (это лучше выражения «чем нам следует гордиться»). Каин и Авель отображают эту модель в своих поступках – в принесении материальных даров. Позже в библейских историях и в глубинах все более сложной и саморефлексивной души сущностью жертвы становится ее намерение, а не конкретная реальность; психологический дар или нацеленность, а не отданная вещь – однако семена этого представления уже посеяны в истории о первых братьях. Стремитесь вверх – и приносите в дар все, чем обладаете.

Смирение и вера против гордыни, отчаяния и мстительного гнева

Что значит делать доброе или не делать доброго; преуспевать или терпеть неудачу? Те, кто излагал и пересказывал библейские истории в попытке ответить на эти вечные вопросы, были столь же умны и мудры, как мы – и, возможно, даже мудрее, если учесть, насколько экстремально сложной была их жизнь и какие моральные требования перед ними стояли. Они пытались что-то понять, расставить приоритеты в соответствии с этим пониманием и, как следствие, устремиться к правильным целям. Они пытались определить, как вести себя так, чтобы иметь возможность торговаться – заключать контракт, соглашение или завет – с главным духом самого Бытия, и делать это как победители; и еще они старались сформулировать представление о девиантном пути, уводящем от победы к провалу, ради контраста, чтобы уберечься от общения с духом-искусителем. Все неизменно желали и всегда, в силу необходимости, будут желать узнать, как выбрать верный путь, пройти по нему и избежать наихудших окольных дорог и ловушек. Именно это наставление нам дают призвание и совесть, главные и неразрывно связанные посланники Бога.

В самом прозаичном и упрощенном смысле это можно понять как попытку уравновесить требования настоящего – потребности, проявленные в форме сиюминутных желаний, – с более абстрактной, но жизненно важной реальностью будущего. Смысл такой: «Не делай сегодня, во власти влечения, ничего, что подвергло бы тебя опасности завтра (или на следующей неделе, или через месяц, или через год)». Можно сказать и иначе, хотя, в сущности, различия между двумя утверждениями нет: «Не рискуйте социальными отношениями (с учетом того, насколько сильно вас превосходят в численности) и не отдавайте потребностям момента главную роль». Впрочем, подобный редукционизм ведет к неполному и слишком поверхностному пониманию такого «баланса». Завет – это не только сделка между настоящим и будущим, а также между индивидом и обществом, но и контракт, обеспечивающий взаимоотношения между последними и самим духом личного и общественного. Этот дух осмыслен нами как процесс, создающий порядок, который противостоит обилию возможностей; как небесный отец, устанавливающий моральный порядок, запрещающий его изменение и наказывающий за отклонение от прямого и узкого пути; как верный адресат жертвоприношений и как тот, кто оценивает их качество. Это не только сам по себе порядок – можно сказать, Бог, или Отец, – хотя, конечно, порядок составляет его сущность. Равно так же это модель активного противостояния с неизвестным, от которой зависит даже Отец и которой он в каком-то смысле является. Это не призывы к детскому предрассудку – это определения, или словесные описания, высочайшего духа. Это определения Бога. Это попытки установить аксиому максимального единства как основу реального – как то, что вечно оберегает нас от ужаса, боли и отчаяния, придает смысл, ставит цель и внушает надежду.

Жертвы Авеля принимаются с похвалой, жертвы Каина – нет. Каин ничего не достигает в жизни не потому, что Бог – капризный деспот, а потому, что его жертвы недостаточны. В этом слышны отголоски божественного запрета на вкушение плода с древа познания добра и зла; и это настойчивое указание на присутствие имплицитного морального порядка – наполнения бытия и становления творческим духом, его Создателем и Продолжателем. Ни мужчина, ни женщина не вправе притязать ни на сотворение этого морального порядка, ни на попытку обойти его ограничения под влиянием гордыни либо при помощи коварных, вероломных манипуляций и хитроумной лжи. Напротив, мы созданы для того, чтобы почтить и отразить этот порядок – подстроиться под него, увидеть в знаках неудачи не неполноценность мироздания и его Творца, а свидетельство личной некомпетентности, и устремиться к тому, чтобы приносить в дар только самое лучшее, а если наш дар недостаточно хорош, продолжить поиск.

Каин отказывается от всего – от всей личной ответственности – и пытается создать мир по образу своей неадекватности. Потерпев закономерный крах, он призывает злобу и обиду и проникается ими, вместо того чтобы «навести порядок в доме», и отвергает даже совет Бога, который совершенно ясно говорит о том, что его заблудший сын по-прежнему был бы принят, если бы делал доброе, и что его озлобленность и негодование – это следствие его добровольного заигрывания с грехом. Вместо того чтобы прислушаться к Богу и измениться – очень раннее проявление идеи совести как внутреннего голоса, – Каин убивает брата,