Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

или о благе других ваших родственников, общества, нации, природы или даже Бога. Точно так же можно действовать исходя из интересов личного, но высшего «я» – того, которое выходит за пределы мимолетных эмоций или мотивов, оптимально проявляется во многих ситуациях, составляющих полноту опыта, и неизбежно оказывается более мудрым, чем сиюминутное «я», и более ориентированным на взаимодействие с людьми, поскольку поневоле принимает во внимание долгие периоды и разные места и состояния.

До конца этот момент раскрыт в следующем нарративном сегменте книги Бытия. Вскоре после того, как Адам обретает новое, столь страшно преображенное видение, к нему в Эдем является Бог – и приглашает его на прогулку (по всей видимости, они гуляли вдвоем и прежде, и это был неоспоримый заведенный порядок). Адам не осмеливается на это и прячется за удобно подвернувшийся куст. Более того, он приписывает свое внезапное малодушие той наготе, которую отныне осознает: «И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: [Адам,] где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся» (Быт 3:9–10). Сразу же после этого он усугубляет свой грех, обвиняя Еву, а затем – и Бога, сотворившего ее:

И сказал [Бог]: кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел. И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела.

Быт 3:11–13

Отношение Адама – его самовосхвалительная жалоба, обращенная к Богу; его тотальный отказ от ответственности за свое вечное падение. «Ты помнишь женщину, которую для меня сделал, эту ezer kenegdo? В гордыне своей, в желании присвоить то, над чем она не властна, она послушалась духа, чей плод отравлен и непригоден в пищу, и соблазнила меня, заставив сказать, что я могу вобрать и это. Я переоценил свои силы, взял на себя слишком трудную задачу – и теперь осознал, что я жалкая тварь, и мне так стыдно, что я уже не могу беспечно гулять в саду с истинным духом Божьим. Как она смеет существовать? Как смеешь Ты творить ее и предлагать ее мне?» Здесь тоже скрыта гордыня – и в самовольном притязании на право судить женщину и Бога, и в категорическом отказе признаться в неполноценности, ошибке или грехе. Вместо того чтобы выбрать путь, который мог вести к искуплению и даже к возвращению в Рай, Адам бросает тень на свою помощницу, необходимую, желанную, ставшую последним и окончательным даром Бога, – а затем усугубляет свой неблагодарный, возмутительный и глубокий грех, призывая к ответу самого Создателя.

Такова всеобщая история человечества и его горестей – архетипическая повесть о бесконечной войне полов. Женщина обвиняет мужчину в ограничениях и недостатках общественного порядка, который, по ее мнению, не способен охватить все, что требует приобщения. Мужчина винит женщину за обличение его же недостатков – и, хуже того, он возмущен до глубины души самим устройством бытия: «Как Бог мог сотворить настолько жуткий мир, полный ужасных критиканок?» Библию вечно осуждали за гипотетический «патриархальный уклон» – предположительно, настолько очевидный, что его даже незачем подтверждать документальными свидетельствами. Достаточно привести краткое, но очень серьезное возражение: для Адама этот самый главный и определяющий из споров закончился не очень хорошо.

Не в том ли причина столь многих страданий, что мы недостаточно смиренны, чтобы учиться? Не в том ли, что мы, как деспоты, твердим о полноте и совершенстве наших знаний? Не в том ли, что мы требуем незаслуженных прославлений всего лишь за соблюдение нравственного кодекса? Не в том ли, что мы трусливо избегаем огромного простора неведомой тайны? Не в том ли, что нам не хватает веры в благо Бытия и человеческую добродетель? Разве не очевидно, что ответственность за все это лежит на нас и представляет собой абсолютную истину? Если бы мы были в достаточной мере просвещенными – и если бы мы, повторим это снова, в полной мере использовали все, что нам предоставлено, – исчезло бы страдание? По крайней мере появилась бы возможность заменить его великим, добровольно принятым приключением, в которое превратилась бы наша жизнь? Возможно, такой вывод покажется слишком оптимистичным. Впрочем, он может быть таким, если рассматривать вопрос наивно – и если не принять во внимание всю трудность такого просвещения. В христианском мире оно, с формальной точки зрения, неотличимо от призыва взять крест и идти по пути Иисуса (Мф 16:24) – самого требовательного из всех путей, странствий и отношений: это громкое, устрашающе храброе и, по всей видимости, невозможное для подражания «да!», сказанное всему, независимо от страданий.

Как только Бог обнаруживает, что в мире появилось это обнаженное самосознание, начинается катастрофа грехопадения. Теперь Он проявляет себя как дух, который ставит душу женщины в противостояние с вечным змеем (Быт 3:15); указывает, пусть даже с сожалением и без оснований, на то, что Ева теперь подвластна боли в беременности и родах, а также влечению к мужчине, ее господину в их общем грехе (Быт 3:16); говорит, что земля отныне проклята и поэтому необходимы каторжный труд и смерть (Быт 3:17–19); предназначает шкуры жертвенных животных на роль защитного барьера между мужчиной, женщиной и отныне враждебной природой (Быт 3:21) и провозглашает теперь уже неизбежный уход сотворенных Им людей из Рая (Быт 3:23).

Почему женщины испытывают боль в беременности и родах? Это эволюционный компромисс между расширением коры головного мозга – которое ассоциируется с соизмеримым увеличением размера черепа младенца – и шириной женского таза. Будь он чуть уже, дети рождались бы еще более недоразвитыми, зависимыми и беспомощными, чем сейчас – в мире млекопитающих, в сущности, и так не найдется параллелей; однако будь он чуть шире, и женщинам было бы трудно бегать. Родовой канал у людей столь тесен, что дети, чтобы проходить через него, развили черепа, способные сжиматься. Так что роды – это нелегкий труд. Почему Адаму отдана власть над женщиной? Не потому, что мужчины обладают каким-либо явным превосходством, скажем, в общих когнитивных способностях или добросовестности (два лучших предиктора общей компетентности). Нет, у этого была другая, наиболее простая и очевидная причина. Возросшая зависимость, которая неизбежно проявляется у беременных и кормящих женщин, которые в первую очередь бросают все силы на заботу о младенцах (а также о других иждивенцах), ставит их в сравнительно неудобное положение в борьбе с мужчинами за социальное положение и