Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

и предоставление студентам большего времени за пределами семинарии до наступления темноты[386]. В декабре собрание постановило, что для студентов следует устраивать экскурсии по городу, чтобы лучше познакомить их с «памятниками старой Москвы». Хотя предложения тверской преподавательской делегации не были приняты, епархиальному духовенству была отведена несколько большая роль в управлении семинарией. Учителя должны были назначить определенное время для встреч с родителями и родственниками учеников ради обсуждения образования их детей[387]. В январе 1908 года ректор Московской семинарии архимандрит Феодор (Поздеевский) заявил, что студенты должны знакомиться с более широким спектром идей, включая радикальные, чтобы они были менее уязвимы перед социалистической пропагандой. В мае того же года семинария приобрела для библиотеки новые книги с такими названиями, как «История немецкой социал-демократической партии», «Социализм в Англии», «Аграрный вопрос и социализм» и «Христианско-социалистическое движение в Англии»[388]. Такое было немыслимо до появления протестного движения.

Преподаватели семинарии и широкая священническая общественность последовательно поддерживали требование семинаристов о приеме в семинарию студентов всех сословий. Делегации профессорско-преподавательского состава в Синоде поддержали это требование в 1905 году[389]. 54% респондентов победоносцевского Циркуляра 3542 епархиальным архиереям о церковной реформе утверждали, что религиозное образование для будущих пастырей должно осуществляться без учета сословной принадлежности[390]. Предсоборное присутствие в составе архиереев, приходского духовенства и профессоров-мирян, собравшееся в 1906 году для обсуждения предстоящего Всероссийского церковного собора, также одобрило прием в семинарию представителей всех сословий[391]. В августе 1906 года Синод наконец постановил, что более 10% студентов, зачисленных в семинарию, могли быть из других сословий – с разрешения епископа[392]. В 1913 году в другом постановлении было указано, что не должно быть никаких ограничений на прием студентов по сословному признаку[393]. Эта реформа не соответствовала материальным интересам духовенства. Установленный Победоносцевым предел набора и плата за обучение для выходцев не из духовного сословия освободили епархиальные сети от бремени поддержки такого рода студентов и уменьшили конкуренцию за стипендии по бедности или хорошей успеваемости. Более того, если прием студентов из других сословий имел целью привлечь в ряды пастырей больше молодых людей, как отмечает Александр Мраморнов в своей книге о семинариях, то этому приоритету противоречило требование о приеме семинаристов в университеты[394]. Как же тогда можно объяснить настойчивые требования семинаристов, преподавателей и духовенства об устранении сословных барьеров?

Единодушный призыв к прекращению сословной изоляции отразил новое понимание профессии священнослужителя. Реформы 1860‑х годов побудили молодых людей из духовного сословия рассматривать пастырское служение как призвание, а не как наследственную обязанность. Как отмечает Лори Манчестер в своей книге о поповичах, некоторые выпускники семинарии считали свою светскую карьеру в органах управления или в учебных заведениях мирской формой пастырского служения[395]. Свобода выбирать рукоположение в священный сан или отказываться от церковного служения возвысила священников. Однако и семинаристы, и священнослужители понимали, что их положение зависит от поддержки православных мирян. По мере развития пастырского движения становилось ясно, что общины мирян должны участвовать в сетях взаимопомощи и как жертвователи, и как бенефициары. Это относилось и к семинарской системе, которую духовенство надеялось сохранить в своих руках. До большевистской революции семинарии продолжали предлагать благотворительную помощь и бесплатное образование для бедных как из среды духовенства, так и из среды мирян.

Радикализация и упадок

После революции 1905 года семинарское движение перестало фокусироваться на потребностях духовного сословия. Насилие, которое всегда присутствовало в этом движении, стало теперь доминирующей формой протеста. В 1906–1907 годах были совершены покушения на инспекторов семинарий Чернигова, Тифлиса и Пензы, последний из которых был смертельно ранен, а также на двух ректоров Тамбовской семинарии – друг за другом[396]. Акты террора стали более распространенными. В то же время движение стало менее сплоченным и менее способным к скоординированным действиям. Вероятно, затишье в массовых протестах после удовлетворения многих требований петиционеров позволило усилиться политическим радикалам. Остатки протестных организаций отошли от прежних сословных целей к более идеологическим.

Радикализация началась на уровне межсеминарских съездов. Представители 18 семинарий на втором таком съезде, состоявшемся во Владимире в феврале 1906 года, совместно заявили о своей поддержке Освободительного движения – инклюзивной организации, основанной земскими либералами. Третий, и последний, семинарский съезд продемонстрировал резкий сдвиг влево. Двадцать делегатов собрались в рождественскую ночь 1906 года в стенах Московской духовной академии и работали три дня. Съезд, на котором присутствовал представитель социал-демократической партии, заявил о поддержке со стороны движения идеи свержения царя и бойкота выборов в Государственную думу[397]. Приняв радикальную атеистическую программу, семинарское движение больше не могло апеллировать к семинарской общественности в целом.

Перехваченная переписка семинаристов позволяет предположить, что после итогового съезда центральный комитет движения начал терять влияние на дочерние организации. Преобладание в семинарском движении радикальных политических программ привело к его закату. Например, в перехваченном в апреле 1907 года семинарском бюллетене отмечалось, что в Ярославской семинарии «пропаганда среди семинаристов ведется, но по инициативе партий, а не комитета. Наибольшим влиянием в семинарии пользуется организация с. р. [эсеров]»[398]. Радикализация, возможно, способствовала общему спаду подпольной активности среди семинаристов, о чем говорится в недатированном письме, направленном в ЦК с искаженным адресом от «Социал-демократической организации черниговских семинаристов»: «Если ЦК по каким-либо причинам не может вести добросовестно обще-семинарского дела, то давно нужно было бы путем правильной переписки объявить это всем семинариям»[399]. Более конкретным провалом ЦК стал его призыв в апреле 1907 года ко всем семинаристам бойкотировать выпускные экзамены[400]. Большинство студентов проигнорировали этот призыв, предпочитая не портить свою академическую репутацию, но отдельные активисты прибегли к терактам. Это оказалось последней крупной акцией, инициированной всесеминарским движением. Дальнейшие события в Твери и Москве демонстрируют его стремительный спад.

4 апреля 1907 года преподаватель Тверской семинарии обнаружил в неиспользуемом гардеробе пишущую машинку, первый номер радикального студенческого журнала, радикальную поэзию, манифест Организации тверских семинаристов и неизвестные химикаты для изготовления бомб. Была также обнаружена банковская книжка Тверского почтово-телеграфного отделения на один рубль, выписанная на студента Александра Маслова, который сознался в подпольной деятельности, но отказался свидетельствовать против кого-либо еще. Последующий допрос всех студентов показал, что еще три ученика шестого класса считались членами Всесеминарского союза, один из которых, Сергей Лебедев, предположительно выступал в качестве лидера. После допроса молодых людей ректор пришел к выводу, что Маслов и его сообщники принадлежат к партии семинаристов, недовольных обязанностью сдавать выпускные экзамены. Когда им не удалось организовать бойкот, предположили ректор и следователь-жандарм, они запланировали