Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

повсеместный способ репрезентации с аналогом. Это и есть божественное, которое, в частности, представляет собой взаимосвязь призвания и совести, – танец, в котором участвует то, что манит нас и ведет вперед в кромешном мраке, и то, что предупреждает нас об опасности и тьме, грозящих даже тогда, когда мы находимся в свете и на прямом и узком пути. Это направляющая роль самой эмоции, руководящей нами, когда мы торим путь в будущее; это приглашение, само по себе благотворное (надежда, страстное желание, волнение, любопытство, энтузиазм); и это осмотрительность – отрицательный аналог этого приглашения и его независимая противоположность (ужас, горе и боль). Заблудшие, утратившие Бога – ориентир – забыли об одном: нужно смотреть на то, что вечно манит вперед и мудро предостерегает. Это фундаментальный, даже инстинктивный способ представить исток смысла всей нашей жизни. Этот взгляд прекрасно воспроизвели даосы, ведущие борьбу с теми же экстенсиональными проблемами, – и это поразительно, поскольку описательная модель идентична, хотя и проявлена независимо. В этом по крайней мере усматривается глубокий и показательный случай параллельной эволюции, как естественной, так и культурной.

Дух реальности для даосов – вечное взаимодействие хаоса и порядка, противостоящих друг другу и глубоко укорененных друг в друге, и речь не о редукционистской реальности материального мира. Космос представляется даосам в образе двух змей, кусающих друг друга за хвост. Черная змея символизирует хаос, тьму, путаницу, возможность и ночь; белая – порядок, свет, ясность, действительность, день. Однако в голове каждой змеи запечатлена ее противоположность: у белой змеи – черный глаз, у черной – белый. Это извечное взаимопроникновение света и тьмы – и, более тонко, возникновение света даже во тьме, а тьмы – в свете; это репрезентация возникновения реального и значимого из сферы потенциала, или вероятности, в творческом союзе с принципом, процессом или духом, который борется с tohu wa-bohu и устанавливает благой порядок. Именно в этом взаимодействии Бог является израильтянам в самый темный час, когда они больше всего нуждаются в божественном. Без определенной концептуальной утонченности нам не понять и не представить эту динамику – и это неудивительно, учитывая, что такова репрезентация самой реальности. Порядок лучше всего понимать не только как нечто установленное (как посох Моисея), но и как порождающий и упорядочивающий принцип. Хаос, в свою очередь (змея в посохе), тоже должен рассматриваться двойственно: как потенциал или сама вероятность, а также как дух, который бросает вызов, питает, обновляет – или узурпирует.

Что еще можно понять о вечной игре инь и ян? Что почва может уйти из-под ног в любое время; что полезный и устойчивый порядок может внезапно, случайно – или вследствие умышленной слепоты – смениться хаосом и катастрофой. Конечно, в бытии есть произвольность и случайность, проистекающие из самого наличия потенциала и обилия возможностей, но роль сознательного выбора в возникновении хаоса никогда не следует недооценивать или преуменьшать. Такой крах часто прямо или косвенно вызван «грехами людей», о чем мы уже говорили, – будь то гордая самонадеянность Адама и Евы; неспособность принести правильную жертву, падение и уход в обиду и злобу, характерные для Каина и его потомков; неверность Хама или ложные триумфы и цели инженеров Вавилона. Однако есть и светлая сторона: это именно тот случай, когда новый порядок может реализоваться даже в полной неразберихе и неопределенности, восстановив все прежнее и добавив нечто новое. Такова природа прогресса, рожденного взаимодействием инь и ян, – непрерывного восхождения по спирали, обвившей ствол дерева жизни, вверх по лестнице Иакова, к небесным вершинам, извечно уходящим вдаль.

Это вечная динамика порядка и хаоса, создающая мир. Это взаимосвязь того, что вы поняли, с тем, чего вы еще не понимаете и, возможно, не поймете никогда. Это непостижимое единение освоенной вами земли – и terra incognita, которую вам еще предстоит исследовать; или того, что вы уже сумели осмыслить, с тем, что пока остается за пределами понимания. Более того, все известные вам земли и все усвоенные вами знания растворяются в неизвестности, когда рушится все вокруг. Это даосский и в то же время библейский мир, и это точная репрезентация реальности, сформировавшей нашу способность адаптироваться, – даже если рассматривать ее в чисто биологическом и эволюционном смысле. Сам факт того, что именно так устроена реальность, отражается, в частности, на неврологическом уровне, – и это указание столь же глубоко, как и любая из ее истин. Если уделить этому немного внимания, мы убедимся в обоснованности тех символических репрезентаций, о которых ведем разговор, предоставив им физический аналог или фундамент (так сказать, по контрасту с их нисхождением с небес).

Вопреки распространенному мнению, сфера ответственности левого полушария мозга не ограничивается «лингвистическим» аспектом, а правого – «невербальным». Оба полушария работают, соответственно, с известным и неизвестным (и с лингвистическим/нелингвистическим разделением труда как подклассом этого более фундаментального различия). Даже с извращенной материалистической точки зрения (настолько, насколько это отражено в последствиях естественного отбора) здесь ясно виден намек на то, что само мироздание, равно как и сама метафора – это, в сущности, нечто неведомое и инородное, «танцующее» с известным и знакомым. Под этим, в свою очередь, скрыто нечто еще более фундаментальное: смысл – это не просто эпифеномен, не преходящая и изменчивая субъективная аппликация, наложенная поверх бессмысленного материального субстрата, а проявление того, что наиболее реально, инстинктивно и актуально (в той мере, в какой реальное и актуальное отражено в устройстве высших областей нашей нервной системы). Сама наша физиология содержит в себе имплицитный и сокровенный образ мира и наших душ. Мы – настоящие микрокосмы, отражающие не только глубочайший порядок вещей, но и порядок самого их духа.

Именно об этом говорил атеист и эволюционный биолог Ричард Докинз, прямо заявив, что «живой организм – это не только модель мира, в котором он обитает»:

Однако изначально я говорил не о том, что мозг животного содержит имитационную модель его мира… а о том, что животное является моделью своего мира. В чем смысл этих слов? Скажем, их можно понять так: хороший зоолог, которому позволили во всех подробностях изучить тело животного и препарировать его, сможет реконструировать почти всю среду его обитания. Если точнее, он будет воссоздавать миры, в которых жили предки животного. Безусловно, в основе этого утверждения лежит предположение Дарвина о том, что тела животных во многом формируются естественным отбором.

Зоология будущего… усовершенствует методы объединения источников информации и анализа их взаимодействия, что приведет к умозаключениям огромной важности. Компьютер, вместивший все, что известно о теле необычного животного, построит модель его мира, способную соперничать с любой моделью