Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

очень узкой проблеме. Группа, с которой я был связан (во главе с моим научным руководителем, доктором Робертом Пилем), изучала мужчин только в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет, выпивающих в компании, – нам не подходили ни трезвенники, ни закоренелые алкоголики. Их матери не должны были злоупотреблять алкоголем (у таких матерей часто рождаются дети с фетальным алкогольным синдромом, как в легкой, так и в тяжелой форме, и это усложняет причинно-следственный анализ механизмов семейной передачи). У мужчин в роду также должны были присутствовать биологические отцы, дедушки и по крайней мере еще один алкоголик первой степени родства по отцовской линии. Помните старую шутку? Область знаний специалиста становится все меньше и меньше, пока он не начинает знать все ни о чем. В такой критике есть доля циничной правды, но если фокус внимания сужается в искреннем стремлении к истине, то обратное более верно.

Вскоре я понял, что мои знания стали намного шире, поскольку я более точно и конкретно обозначил проблему, – так связаны цель, внимание и мудрость. Чтобы проникнуть в суть такого явления, как алкоголизм, мне пришлось изучить гораздо более общую склонность к наркомании и к формированию зависимости – и, кроме того, ознакомиться со сферой эмоций и мотивации, включая их нейробиологические основы, поскольку именно на системы, связанные с ними, влияют наркотики. В конце концов я начал анализировать механизмы самого восприятия, и по мере того, как я приближался к цели моего исследования, спрашивая себя: «Как реагирует на алкоголь человек, чьи предки по отцовской линии страдали от тяжелого алкоголизма, и что именно в его реакциях может отличаться от нормы и мотивировать развитие расстройства?» – мои знания ширились, пока то, на что я обращал внимание в мельчайших подробностях, не начинало восприниматься в связи со всеми остальными явлениями известного мне мира.

Если оставить в стороне конкретные знания, обретенные в поисках, – то что я узнал о том, как происходит само обучение? Я понял, что для тех, кому интересны «узкие» проблемы, границы неизвестного сперва определятся четко, и исследователи будут постигать тайну в обозначенных пределах, однако вскоре проявится наличие более широких ассоциативных сетей и причинно-следственных связей – неизбежной части рассматриваемого явления. Ничто не существует в изоляции. Любой феномен, изучаемый достаточно подробно, в конечном итоге говорит обо всем. Именно это понимает Моисей при встрече с неопалимой купиной: он со всем должным смирением внимает открывшейся тайне. Любопытно, что он снимает обувь. И сказал Бог: «Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх 3:5). Почему искатель подходит к святой земле и встает на нее – и более того, босиком? Во-первых, смысл в том, что он приближается к сути вещей и начинает постигать их основу, он уходит в глубины (или воспаряет в вышину); а во-вторых – он совершает это в готовности к смене цели и преображению идентичности.

Обувь означает класс, род занятий, цель, роль и судьбу – таковы, например, хрустальные туфельки Золушки, или рубиновые туфельки Дороти в «Волшебнике страны Оз», или «семимильные сапоги» из европейских народных сказок, которые позволяют владельцу одним шагом преодолевать большие расстояния. Снять обувь – значит отказаться от нынешней роли, соприкоснуться с основой бытия и подготовиться к следующему шагу, а устремление к этому – знак преображения в соответствии с призванием. Последовательная трансформация, сопутствующая такому призванию, – это приключение, в которое превращается жизнь. Именно это произошло с Аврамом, Сарой и Иаковом. Кроме того, призвание – это приглашение к лидерству, поскольку преображенный искатель обретает харизму: к его действиям проявят интерес, его слова услышат. Моисей серьезно, даже благоговейно относится к мерцающему блеску, привлекшему его внимание, и это позволяет ему соприкоснуться с глубочайшими проявлениями духа, от действий которого зависит сам мир.

Дух Божий взывает к Моисею из глубин. Что означают эти «глубины»? Существование сокровенной иерархии смыслов. Некоторые вещи значат больше, чем другие. Они важнее. Мы чувствуем это в беседе, в отношениях, в литературе. Наша связь с кем-то может быть поверхностной или глубокой, а наши разговоры – тривиальными или памятными и душевными, и последнее указывает, что с собеседником у нас сокровенные отношения. Отражение этого мы видим в таком явлении, как литературная глубина. Некоторые истории (романы, фильмы, биографические отчеты) легки и тривиальны – это простое развлечение, которое не требует усилий, удовлетворяет сиюминутный интерес и быстро забывается. Некоторые произведения, напротив, поражают до глубины души и меняют своих читателей или зрителей навсегда, иногда совершая «революцию». В презумпции веры существует иерархия зависимости. Мы говорили об этом, исследуя историю о Вавилонской башне. Некоторые идеи поверхностны. Их можно перемещать, смещать или даже игнорировать – это не повлечет почти никаких последствий. Другие (часто «принимаемые как данность») очень глубоки, и поэтому именно от них зависит обоснованность многих других идей.

Можно ли увидеть глубину на прозаическом примере? Представим супругов, спорящих о том, кто моет посуду и накрывает на стол на званом ужине в субботу. Можно предположить, что такие переговоры относительно тривиальны. Почему? Потому что от их результата мало что зависит и потому что разница в исходе (независимо от того, берет на себя ту или иную задачу муж или жена), скорее всего, не окажет большого влияния на брак ни сейчас, ни в дальнейшем. А что, если муж или жена решит уединиться с кем-то из гостей для дикого и внезапного секса – или захочет зайти еще дальше и начнет продолжительную связь с чередой таких встреч? Когда такая тайна станет явной, она, что почти безусловно, потрясет отношения до основания; поставит под сомнение весь смысл прошлого («С кем я в браке?»), разрушит настоящее («Что здесь творится?!») и превратит будущее в угрожающий хаос («Что, черт возьми, нам делать друг с другом теперь?»).

Нерушимость брачного контракта, призванного успокаивать тревогу и внушать надежду, обычно не ставится под сомнение в мимолетном конфликте, связанном с распределением домашних дел. Однако верность партнера – это аксиома уровня «очевидных истин»: брак и все его следствия определены на основе абсолютных соглашений, и отсутствие внебрачной сексуальной и эмоциональной вовлеченности почти неизбежно становится одним из них. На самом деле во многих отношениях это центральная, или главная черта постоянного интимного союза, составляющая брак как таковой, – или, по крайней мере, одна из немногих таких черт. Это базовая ценность, от которой зависят все другие ценности, характеризующие брак. Нет верности – рушится все. Именно это определяет глубину в психологическом и практическом смысле: чем глубже идея, тем больше других идей зависят