Невротический характер - Альфред Адлер

Мы уже говорили, что гомосексуализм – и как склонность, и как поведение – происходит из страха перед партнером противоположного пола. К этому можно коротко добавить, что высокая оценка однополого партнера одновременно поднимает и самого невротика в его собственных глазах. Гомосексуализм в неврозе, даже если он реализуется на деле, всегда только символ, означающий, что собственное превосходство должно стать бесспорным благодаря исключению единственной трудности – женщины. Похожий механизм прослеживается в религиозной мании, когда близость к Богу означает собственное возвышение.

Одна из форм, под которую особенно охотно маскируется страх перед женщиной, – это сифилидофобия. Ход мыслей у таких пациентов[310] обычно следующий: из-за чувства неполноценности по какой угодно причине, а иногда и без осознанной мотивации, они боятся, что не смогут играть доминирующую роль в отношениях с женщиной. При этом путем все большего обесценивания женщины они впадают в недоверчивость и подозрительность и тем самым ограждают себя от любовных отношений. Женщина – загадка, женщина преступна по своей природе, на ее прихоти не хватит никаких расходов, и ее никогда не удовлетворить сексуально. Невротика не оставляют подозрения, что девушка желала только выгоды, рассчитывала подцепить обеспеченного мужчину, что она коварна, хитра и всегда готова причинить зло. Такой ход мыслей универсален, он встречается везде и во все времена. Он прослеживается в самых возвышенных и в самых ничтожных произведениях искусства, такие мысли копошатся в головах и мудрецов, и глупцов и создают у мужчины, а также и в обществе, некую постоянную готовность развивать в себе недоверчивость и осторожность, чтобы всегда оставаться в соприкосновении с врагом и вовремя отражать его коварные нападки.

Ошибочно полагать, что только мужчинам свойственна недоверчивость по отношению к половому партнеру. Такие же черты находят и у женщин, часто они менее отчетливо выражены, если фикция о собственной силе гасит сомнение в собственной значимости, но тем ярче проявляются эти черты, когда ощущение приниженности становится чрезвычайным и непреодолимым. В таком поведении особенно часто обнаруживается недостаток чувства сплоченности, единения с другими людьми.

В диспутах ученых клириков Средневековья всплывали вопросы о том, есть ли у женщины душа и человек ли она вообще, и всеобщее воодушевление от подобных мыслей превратилось на ближайшие несколько столетий в пламя безумных инквизиторских костров, к которым приложили руку правительство, церковь и ослепленный народ. Это преисполненное ненависти обесценивание женщины, до сих пор присутствующее, хотя и в более мягких формах, в христианских, иудейских и мусульманских религиозных установлениях и обычаях, извергается из души напуганного, неуверенного в себе мужчины и настолько завладевает мыслями невротика, что тенденция к обесцениванию партнера становится самой выдающейся особенностью невротической психики. Теперь передовые посты для защиты личностного чувства, стремящегося к власти, установлены, и невротические черты характера затевают своего рода игру. Беспрестанные проверки, прощупывания, желание подчинить, найти недостатки у партнера и принизить его – все это помогает, благодаря односторонней направленности внимания и тенденциозному интересу, оставаться в соприкосновении с врагом, чтобы не быть застигнутым врасплох. И пока сохраняется эта тенденция к обесцениванию с ее периферическими побегами – недоверчивостью, страхом, ревностью, негативизмом, властолюбием, об излечении не может быть и речи. Как мы уже упоминали, великие, признанные во всем мире произведения искусства и литературы тоже обязаны своим рождением этой тенденции. От «Лисистраты» к «Неграмотным просителям»[311] ведет та же линия, что от горгоны Медузы к «сифилитической гримасе»[312], и ее же придерживаются Ленау[313] и Гангхофер. Эта направляющая линия, задающая основной тон «Крейцеровой сонаты» Толстого, – принижение женщины – прослеживается в характере писателя уже в мальчишеские годы, когда он вытолкнул из окна свою будущую невесту[314], и эта же линия никуда не делась и в старости, когда он сбежал из дому, отправившись умирать вдали от семьи. Эта старая направляющая линия, изменяя свою форму, превращается в сифилидофобию; в древности это выразилось в мифе «о ядовитой девушке»[315], в Средневековье и в начале Нового времени – в страхе перед ведьмами, вампирами и русалками. Поджио[316] рассказывает об одном церковнике, который изнасиловал девушку, после чего она превратилась в черта и исчезла в облаке смрада.

Подобные мысли содержатся в сновидениях и психике невротика и показывают предусмотрительного, неуверенного в своей мужественности мужчину, который в стремлении обезопаситься от реальной жизни создает пугающие призраки, когда, почитая недостижимый идеал, отступает перед этой самой жизнью.

Нередко в такой позиции по отношению к женщине присутствует шутливая нотка, но она никак не меняет сути этой позиции. Она показывает скорее попытку не переборщить, соблюсти приличия и шуткой защититься от насмешек. Это очень ярко выражено у Гоголя: в тончайших нюансах его поэтики довольно ощутимы сильные предохранительные тенденции. В «Сорочинской ярмарке» один из персонажей изрекает:

«Господи, боже мой, за что такая напасть на нас, грешных! и так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил!»

В «Мертвых душах» этот великий писатель (который всю жизнь был невротиком, страдал навязчивой склонностью к мастурбации и умер в сумасшедшем доме[317]) вкладывает в уста своего героя следующее рассуждение об одной молодой особе:

«Славная бабешка! Но ведь что, главное, в ней хорошо? Хорошо то, что она сейчас только, как видно, выпущена из какого-то пансиона или института, что в ней, как говорится, нет еще ничего бабьего, то есть именно того, что у них есть самого неприятного. Она теперь как дитя, все в ней просто, она скажет, что ей вздумается, засмеется, где захочет засмеяться. Из нее все можно сделать, она может быть чудо, а может выйти и дрянь, и выйдет дрянь! Вот пусть-ка только за нее примутся теперь маменьки и тетушки. В один год так ее наполнят всяким бабьем, что сам родный отец не узнает. Откуда возьмется и надутость, и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с кем, и как, и сколько нужно говорить, как на кого смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выйдет просто черт знает что! – А любопытно бы знать, чьих она?»

IX. Самоупреки, самоистязание, покаяние и аскеза. – Флагелляция. – Неврозы у детей. – Самоубийство и мысли о самоубийстве

Среди форм невротического поведения, имеющих целью защитить фикцию превосходства, особенно выделяются потребность проклинать себя, склонности к самоупрекам, самоистязанию и самоубийству.