Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

сознание сделало меня игрушкой причудливого сновидения. Я тогда подумал, что я мог перейти от идеи сургучной палки к идее полена, то ли через абстракцию (формы или слов), то ли через ассоциацию вполне естественных воспоминаний между углом камина и дровами».

«Мне снилось, как я прогуливаюсь с одним из своих друзей, которого я назову Морис. Посыльный, подошедший сзади и одетый в костюм, полностью из синего бархата, изображает знак приветствия, протягивая ему письмо. Я говорю Морису:

— Обернись же; там посыльный, принёсший тебе письмо.

Мой друг оборачивается, но в сторону.

— Я никого не вижу, — отвечает он мне.

— Да вот же он, позади тебя, а ты смотришь в сторону.

На этот раз Морис поворачивается в другую сторону, не видя человека, о котором я ему сказал. Тем временем, я любуюсь выражением лица посыльного, и говорю себе мысленно: этот человек был бы хорошим карабинером. И вот, в соответствии с движением моей мысли, нет больше посыльного, но карабинер, следующий за нами. Однако, Морис, поворачивающийся направо и налево, не додумавшись оглянуться назад, всё твердит: «Я никого не вижу». Эта тупость начинает меня раздражать, так что я немного резко хватаю его за руку, чтобы повернуть его лицом к тому, кто к нему подошёл. Наконец, в это же короткое время, образ карабинера подвигнул мета подумать об одном нашем общем друге, который был капитаном карабинеров; и когда Морис взял наконец адресованное ему письмо, то подала его уже рука не посыльного, и не солдата, но этого капитана, нашего общего друга».

Устойчивая главная идея; абстрактные переходы; всё это вполне ясно.

Следующий пример из той же области:

«Я спорю с одним пьемонтским таможенником. Фигура этого таможенника (вытянутая я не знаю из какого затерянного ящика моей памяти) напоминает мне фигуру одного сотрудника книжной лавки, с которым я иногда разговаривал. И вот, не прекращая спор, таможенник превратился в этого сотрудника. Но и личность этого сотрудника заместила личность пограничника. Так что я перенёсся из таможни в книжную лавку, где мирно продолжилось моё сновидение».

«Мне сниться, что я нахожусь в какой-то гостинице какого-то иностранного города, и что я спрашиваю, в котором часу накрывают на стол, чтобы распорядится насчёт лошади и поехать верхом на прогулку сразу же после обеда. Час обеда, который мне объявляют, оказывается часом, в котором наша семья обычно обедает в деревне. Обед в гостинице вызывает у меня мысль об обеде в нашем летнем доме. Затем в памяти всплывает кухня этого дома; она появляется; я там. В результате, выходя из этой самой кухни, я также пересекаю и коридор, который ведёт к ней, и затем я вижу крыльцо, на которое выходит этот коридор, и вот я бегу по аллее парка вместо того, чтобы оказаться на улицах иностранного города. Однако, первичная идея совсем не исчезла; желанная лошадь ждёт меня у ворот в парк, и моё сновидение продолжается на соседней дороге с событиями, к которым привело это новое направление».

«Мне сниться, что я купаюсь в море и прогуливаюсь по пляжу с полотенцем в руке. Я бросаю это полотенце себе на плечи в качестве накидки. Мгновенье спустя на мне уже нет полотенца, но я оказываюсь покрытым большой накидкой».

Такой вид подмены по подобию очень част. Воля, как мы видели, не стоит в стороне, и всегда имеется мысль, которая предшествует и вызывает видение. Вот новый пример, заключительный:

«Мне сниться, что я в лесу, с палкой в руках защищаю ребёнка, которому угрожает какой-то цыган. Этот человек вооружён длинным ножом. Я сожалею, что у меня нет под рукой моего ятагана. Я сильно подумал об этом ятагане; я его вижу, я его держу. Тотчас же идея ятагана перенесла меня в мой рабочий кабинет, где я привык его видеть. Здесь, перемена декораций полностью оборвала главную нить сновидения. Нет больше ни цыгана, ни ребёнка. Идея моего кабинета породила совершенно другую картину».

«Я подаю руку, в сновидении, очень милой мадмуазель В…, венецианские черты великолепной причёски которой напоминают чем-то златовласку. Это прозвище всплывает у меня в памяти; тотчас же я вижу эту девушку с настоящими золотыми волосами. Другие аналогичные сравнения возникают затем сами собой в моём уме. Я говорю себе, что черты мадмуазель В… напоминают античные скульптуры, что её шея белее слоновой кости, что её губы оттенка красного коралла, и что её глаза напоминают сапфиры. От этого движения идей, и от принципа непосредственного видения всего что вообразил ум, происходит в точности противоположное тому, о чём повествует миф о Пигмалионе[124]. Т е. я перестал видеть живого человека, а рассматривал уже прекрасную статую, изготовленную из драгоценных материалов, как Минерва из Парфенона».

«Мне снилось, что я стою перед зеркалом, примеряя по очереди многочисленные рубашки, все воротники которых лишены пуговиц. В моём уме возникает сравнение между этими воротниками, которые невозможно застегнуть и плохо намазанными клеем конвертами, которые невозможно заклеить. Сургуч является средством от этого последнее огорчения. И вот я зажигаю свечу [для того чтобы растопить сургуч]; а затем первая идея сопрягается со второй и вот я уже думаю, как о чём-то вполне естественном, о приложении сургуча к моей рубашке в тех местах, где должны находиться пуговицы».

«Я в кафе, где я завтракаю. Я ложу на стол ложечку, которую я держал в руке. Но эта ложечка немного напоминает один посеребрённый ключ от моей квартиры: и вот она превращается в ключ. Я беру его и кладу себе в карман. Это наводит меня на мысль вернуться домой. Между этой идеей и идеей обнаружить себя перед дверями моей квартиры всего одно мгновенье. Вот уже мой ключ поворачивается в своём замке, и вот я мгновенно перенёсся из кафе к себе домой».

Этот способ перехода часто противоречит на практике мнению, высказанному Лемуаном, что когда какое-то сновидение резко прерывается, то это всегда связано с каким-нибудь внезапным физическим ощущением.

Я только что приведённых сновидениях, одно только подобие одного чувственного знака с другим так резко прерывало видимую цепь идей, что если бы не понимать той маленькой точки соприкосновения, то невозможно было бы себе и представить между ними какую-либо связь.

Одного наблюдения такого рода достаточно, чтобы показать, насколько опрометчиво утверждать, что можно перейти от одного сновидения к другому без связи, исключительно на том основании, что не удалось обнаружить между ними ничего общего.

«Мне стало холодно в моей постели. Мне снится, что я вышел на улицу без пальто в снежную погоду, и я