Лики женщин - Эмма Буяльская

Нейрохирург говорил Науму, что можно надеяться только на чудо. Мозг настолько мало изучен, что зачастую сами лечащие врачи иногда не могут понять и объяснить процессы выздоровления или, наоборот, ухудшения.

Такие случаи были и в его практике. Он был уже профессором, когда его вызвали в приёмный покой клиники для консультации. У пациентки было такое же состояние как у Оли — непрекращающаяся головная боль, резкое сужение поля зрения. Врач приёмного покоя поставил диагноз — опухоль мозга, и нужно было согласовать с профессором вопрос о госпитализации. Свободных мест в отделении не было, но женщина нуждалась в срочном обследовании. Она сама попросила отсрочку до завтра — нужно было решить какие-то домашние дела, пристроить сына.

— Как же вас отпускать в таком состоянии? — спросил врач приёмного покоя.

— Пришла же я сюда сегодня, и завтра приду, даст Бог.

Завтра её не могли принять, потому что произошла крупная авария — автобус с пассажирами упал с моста в реку, и всех пострадавших с черепно-мозговыми травмами везли в нейрохирургию. Больной снова предложили прийти завтра. Она вышла из клиники в полной растерянности — даже домой не могла вернуться, потому что ключи от дома отдала родственникам, которым оставила ребёнка. Ехать к ним с двумя пересадками она была уже не в состоянии: голова болела, почти полностью была потеряна ориентация… Она позвонила по телефону своей приятельнице.

— Где ты находишься? — спросила подруга.

— Около входа в клинику.

— Стой там, я сейчас подъеду.

Приехала она быстро, и. поскольку было уже обеденное время, твёрдо сказала:

— Сначала едем обедать, а потом что-нибудь придумаем.

Они зашли в ресторанчик, который недавно открыла их общая знакомая со своим мужем. Здесь вкусно готовили, быстро обслуживали, и зачастую можно было встретить нужных людей, решить во время обеда какие-то проблемы. К их столику подсела хозяйка ресторана с бутылкой коньяка, потом подошёл её муж.

— Выпьем-ка по глоточку за встречу! — предложила она. — Чисто символически, — предупредила она протесты совершенно непьющих подружек. — А ты можешь просто пригубить, — участливо сказала она совершенно уже никакой больной подружке.

Это было последнее, что она помнила. Проснулась она в полном сознании. Открыла глаза и сразу захлопнула их от неожиданности. Лёжа неподвижно с закрытыми глазами, она соображала, где она и что произошло. Приоткрыв глаза, она разглядела, что находится в спальне подруги, на её кровати, что наступило утро, и она всё видит! И не болит голова! И она может свободно двигаться!

— Как я здесь оказалась? Я ничего не помню! Этого же не может быть от полглотка коньяка?

Наступила очередь удивляться подруге.

— Как не помнишь? И от какого полглотка? Мы сидели у них до шести вечера и выпили весь коньяк. И ты была абсолютно нормальная: разговаривала, смеялась, когда рассказывали анекдоты, и пила коньяк наравне со всеми.

Как бы то ни было, в сумочке лежало направление на госпитализацию в нейрохирургии, и она дисциплинированно снова пришла в клинику. В приёмном покое врач посмотрел на неё, весёлую и жизнерадостную, поизучал направление и спросил:

— Кто вам поставил диагноз?

— Я не знаю, кто у вас здесь принимал больных два дня назад.

Вызвали того врача, потом попросили прийти профессора, все её снова и снова осматривали и даже дважды спросили, точно ли она сама действительно была на осмотре два дня назад. Видя их недоумение, она честно рассказала им, что произошло вчера.

— На данный момент вы практически здоровы и не нуждаетесь в нашей помощи. Благодарите ваших подруг и понаблюдайтесь какое-то время у невропатолога в районной поликлинике. Я честно скажу, что мы не можем точно объяснить, как произошло такое выздоровление. Скорее всего, по какой-то причине произошёл спазм сосудов и отёк мозга, а коньяк — сосудорасширяющее средство, что-то сработало как мочегонное, и отёк прошёл, — и после её ухода ещё пошутил: — Моя бабушка поставила бы такой диагноз — моча в голову ударила.

Аркадий тоже не один раз рассказывал случай, который он не мог объяснить. Однажды его радостно окликнул респектабельный молодой человек. Видя недоумение Аркадия, спросил:

— Вы меня не помните? Вы же у нас в школе в комиссии работали.

Аркадий, как психиатр, когда-то работал в комиссии по отбору в спецшколы детей с дефектами умственного развития. В таких восьмилетних школах умственноотсталых детей учили читать и писать и давали какие-то несложные профессии, что помогало им потом адаптироваться и найти своё место в жизни. Вспомнить его Аркадий не смог, и его имя ничего ему не говорило.

— Я понимаю ваше удивление, на выпускника спецшколы я не похож. Это чудо, что со мной произошло. Я закончил спецшколу, год проработал в теплице. Однажды утром я проснулся какой-то другой — как будто с моих мозгов сняли чёрное покрывало. Я стал всё понимать! Я пошел учиться в вечернюю школу в шестой класс общеобразовательной вечерней школя — ниже класса не было, успешно получил среднее образование, поступил в университет и получил красный диплом, закончил аспирантуру, защитил диссертацию. Сейчас я кандидат биологических наук, работаю Главным лесничим области, и мы делаем огромную работу по моей диссертации — сажаем в горах ореховые леса.

— Может быть, была ошибка в диагнозе при определении тебя в спецшколу? Иногда трудно различить задержку умственного развития и дебильность…

— Не знаю, я сам это пережил, но помню себя только с того момента, как с моего мозга была снята чёрная пелена.

Все эти истории не приносили утешения, не давали надежды. Олю обследовали очень тщательно, диагноз был точный, это показала и последующая операция.

Чуда не произошло. Оля всё реже и реже приходила в себя. Наум всё время был с ней. В последний раз, когда она ясно посмотрела на него и было видно, что она в сознании и его видит, она жалобно попросила его:

— Спаси меня, любовь моя! Ведь ты всё можешь…

Но он не смог. Оля умерла через несколько дней после операции, не приходя в сознание. Умирала она, как говорится, на руках Наума, и он долго, разрывая всем сердце, говорил:

— У неё уже после смерти слеза выкатилась из глаз. Она так не хотела умирать. А я ничего не мог сделать. Это я виноват, это я просмотрел, когда она заболела. И я ещё мог обижаться на неё, — не мог он простить себя в том, в чём не был виноват.

Наум надолго потерял всякий интерес к жизни, и Ицхак очень хорошо понимал его состояние. А если бы