Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин

у монарха сделать наследника, вышло только четыре Марии, а еще одна девочка и четыре мальчика оказались мертворожденными. Реальную власть, правда, пришлось выцарапывать у маркиза де Помбала, которому Жозе Первый ее спихнул в загребущие лапки: мол, недосуг мне, я все больше по части искусства и музыки… но ничего, удалось. И правила она, надо сказать, довольно неплохо и удачно для Португалии – насколько это было возможно по тем временам, реалиям и применительно к сложившейся геополитике.

Королем-консортом, соответственно, стал ее муж, Педру III, по совместительству – дядя Марии, родной брат Жозе Первого. Казалось бы – мало ли в Португалии и Бразилии этих Педров? Оказалось, что для правильного династического брака исчезающе мало. Пришлось у папы римского испрашивать разрешения на кровосмесительный брак. Зато какой ни есть, а он родня, и из семьи ничего не уплывет. Впрочем, дядя-муж в политику особо и не совался: так, при дворе свой лик являл, на охоту катался да религию усиленно изучал. Между прочим, важное занятие: после Лиссабонского землетрясения 1 ноября 1755 года у многих верующих возникла масса вопросов к Творцу и тем, кто несет ширнармассам слово Его. Наверное, отсутствие соперничества за реальную власть в немалой степени способствовало счастью в браке – а оно было на самом деле.

Увы, с 1786 по 1788 годы уходят из жизни муж, сын, дочь и духовник Марии. А в 1789 году во Франции начинается революция, добавляя проблем во внешнеполитическую мозаику вокруг Португалии. Плюс, вероятно, сыграла роль и наследственность (дед, Филипп Пятый Испанский, не раз сетовал на пожирающее его изнутри пламя; дядя, Фердинанд Шестой, мог часами испытывать на прочность кладку стен своей головой и старался не есть твердой пищи по каким-то собственным соображениям, плюс злостно пренебрегал личной гигиеной; отец, который Жозе Первый, после Лиссабонского землетрясения заимел жуткую клаустрофобию – вроде бы вполне внешне оправданную, но до такой степени, чтобы на годы замкнуться в себе и переехать со своим двором в палаточный лагерь в горах Ажуда – тоже о чем-то да говорит). Плюс возраст (в 1788-м Марии было пятьдесят четыре года)… но о возрасте чуть позже.

В итоге в 1791 году не только близкое окружение, но и посторонние начинают замечать, что с королевой творится неладное: она плохо спит, ей снятся кошмары; более того, она уверяет, что видела наяву, как черти в аду устраивают ее Педру горячий прием. Она начинает жаловаться на боли в горле и животе, она отказывается от еды.

Надо же что-то делать! – соображают родня и придворные – и приглашают из Англии доктора Фрэнсиса Уиллиса: мол, короля Георга III он уже пользовал (о нем речь еще впереди) и даже каких-то успехов, как уверяет, добился, пусть теперь Португалию выручает. Методы, как вы понимаете, были те еще: опиум, связывание, кровопускания, накачивание минеральными водами (а если отказывается – всегда под рукой клизма!). Эффективность та еще. Министр иностранных дел писал португальскому послу в Англии: «С прискорбием должен вам сообщить, что их величество страдает от меланхолического недомогания, которое, переходя в настоящее безумие, выплескивается в неконтролируемые вспышки ярости».

Получив свой гонорар (двадцать тысяч фунтов стерлингов, на минуточку), доктор уехал обратно на берега Туманного Альбиона – и королеве на некоторое время стало лучше. Что лишний раз доказывает, что пациент порой нуждается в уходе врача, и чем дальше тот врач уйдет…

Увы, к правлению страной Мария так и не вернулась. Жуан VI, сын Марии, став в 1792 году регентом, оказался не готов к ситуации, которая сформировалась вокруг Португалии, и в итоге королевской семье пришлось в срочном порядке отплывать в Бразилию под прикрытием британского флота. Марию пришлось увозить силком. Там, уже в Бразилии, Марию Первую поместили в женский монастырь, где она позже, 20 марта 1816 года, и скончалась. Покоится она ныне в Лисабоне, в Базилике-де-Эштрела. Благочестивой в Португалии ее зовут за хорошее (для монарха) отношение к населению страны, за благотворительность и за крепость в вере.

Каков диагноз? – спросите вы. И снова скажу, что могу лишь предполагать. Для реактивного психотического эпизода, на мой взгляд, болезнь королевы слишком долго длилась. Зато вполне возможен инволюционный психоз, пусть и довольно яркий для этой группы. И пусть толчком для его манифестации послужили внешние события, но и симптоматика, и длительность течения, как я предполагаю, обусловлены как раз болезненными инволюционными процессами.

Георг III: Боже, храни короля и его больную душу

4 июня 1738 года (уже по новому, григорианскому календарю) его величеству Георгу II сообщили, что его непутевый сынок Фредерик, принц Уэльский, а также (и главным образом) несчастная невестка, Августа Саксен-Гота-Альтенбургская, во второй раз кого-то там родили. Король было отмахнулся – была еще жива обида на сына, который в пичку королю-папе увез супругу рожать куда подальше из дворца, лишь бы не дать родне присутствовать при родах (так страховались от подмены ребенка). Но, во-первых, родился мальчик (а первой у этого обалдуя была девочка), а во-вторых – аж на два месяца раньше срока. Было отчего переживать. Новорожденного срочно крестили – недоносок же, не ровен час загнется без положенных обрядовых процедур. Но мелкий организм решил – не дождетесь! – и стал мальчиком-который-выжил. Нарекли мальца Георгом (вернее, Георгом Уильямом Фредериком, но дедушке таки потрафили).

Образование мальчику дали отменное – все-таки перспективы стать следующим (или следующим за следующим) королем всея Англии были вполне себе реальными. Ну и учитывая отношения деда с отцом… Георг, надо сказать, и сам старался: память у него была цепкая, предметы – будь то языки или политика, риторика или химия, математика или физика – давались влет. Тут, справедливости ради, стоит уточнить: такое прилежание появилось не сразу, а лишь с появлением нового наставника, шотландца графа Бьюта. Вот тут-то мальчуган за ум и взялся. Ну а кто везет – того и грузят. К тому же, в 1751 году, когда Георгу не было еще и тринадцати лет, отец взял да и помер: что-то там с легкими приключилось. Так и не смог Фредерик осуществить свою заветную мечту – перенять корону у бати. Ну хоть поучаствовал материально в создании песни «Правь, Британия, морями!» – и то хлеб. Но песня песней, похороны похоронами, а за обучение юного Георга взялись еще хлеще – теперь корону наследовал он. Учеба, строгое воспитание – нет, ботаном парень не был, но и на девушек времени толком не хватало (да и позволения вдовствующей принцессы Уэльской, чего уж там). Дедушка пытался было