Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

жизни куда более важную роль, чем запах и вкус; но, в поддержку этого утверждения, Моро вводит особое различение, которое нельзя обойти молчанием, хотя бы потому, чтобы показать к каким безрассудным ухищрениям может привести злоупотребление классификациями. Сновидения, в которых слышат крики, звуки выстрелов, музыку и т. п. он квалифицирует, как галлюцинации. «Большинство представлений и впечатлений, совокупность которых образует сновидения, — говорит он, — каковыми бы иллюзорными они ни были по отношению к внешним объектам, нельзя считать всецело иллюзорными, если их рассматривать в их связи с расстройствами или болезнями органов, которые порождают эти восприятия».

Другими словами, большинство сновидений обусловлены физическими ощущениями, которые пробуждают определённые последовательности идей.

Теперь же, чтобы сделать галлюцинации (как он их понимает) совершенно отличным явлением, он добавляет: «То, что мы понимаем под галлюцинациями, совершенно отличается от тех восприятий, от тех представлений, случайную причину которых всегда возможно до некоторой степени распознать. Галлюцинации же, как подразумевает сама этимология этого слова, являются подлинными неожиданностями, иллюзиями, настолько совершенными видениями, настолько болезненными и ошибочными восприятиями, что их не возможно приписать ни какому более или менее глубокому изменению мозга. Таким образом, что в определённых случаях можно иметь галлюцинации в гуще сновидений».

Но, в таком случае, как же тогда отличать галлюцинации в сновидении?

Согласно автору, галлюцинация будет отличаться от сновидения тем, что «в случае галлюцинации человек совершенно уверен, что он видит, и прежде всего, что он слышит, что он осязает как в состоянии бодрствования». Что означает, что когда сновидение обладает большой реалистичностью, чёткостью, наконец, иллюзорностью, то наш автор называет его галлюцинацией.

Не настаивая больше на отрицании этих надуманных теорий, всё же добавим ещё несколько слов, дабы больше к этому не возвращаться. Если хотим принять как данность, что только сновидения, вызванные случайными физическими ощущениями являются единственно подлинными сновидениями, тогда как все остальные сновидения, которые не имеют прямой случайной причины, или, по крайней мере, когда от нас ускользает эта причина, мы должны называть галлюцинацией, то тогда нам придётся отказать воображению в способности самому вызывать картины, используя простую ассоциацию идей. И когда какой-то ряд сцен и картин, связанный вместе этим бесспорным явлением «ассоциации идей», разворачивается перед умом в сновидении, отправной точкой которого было какое-то физическое ощущение, то тогда нужно назвать сновидением только эту отправную точку, а галлюцинацией всё остальное, впрочем, не без условия, чтобы иллюзии были яркими? Кто же тогда сможет искренне похвастается способностью на практике устанавливать подобные отличия?

Заблудиться в лабиринте таких тонких определений, когда мы ещё так мало знаем о сущности этих вопросов, кажется мне, признаюсь, очень лёгким делом. Назовём же иллюзии сновидения, экстаза, делирия, и даже безумия, как нам нравиться; но признаем, что речь идёт об исключительном в своём роде явлении — изоляции от окружающего мира, обращение ума на самого себя, и как следствие, вера в реальное существование фактов, которые существуют лишь в нашем уме. Изучим же сперва это явление в своём естественном виде, во время естественного сна, и тогда, быть может, мы лучше поймём все те исключительные разновидности, к которым может привести какое-нибудь болезненное состояние. Моё противление требованию объяснять наши сновидения игрой мозговых фибр [нервов] определённо не дойдёт до того, чтобы заставить меня забыть эту внутреннюю связь души и материи, тайну которую заключает в себе наш мозг. Я лишь настаиваю, чтобы, в нашем бессилии проникнуть в законы этого скрытого союза, мы искали бы лучше как, чем почему то, что в нас происходит.

И качестве примера сновидений, наделённых крайней живостью, во время которых активные силы воображения задействуют всю свою энергию, и которые он хочет называть галлюцинациями, Моро приводит сновидение знаменитого композитора Тартини, автора знаменитой сонаты, известной под именем «Трель дьявола». Маэстро уснул, будучи сильно озабоченным работой над одной сонатой, эта озабоченность сопровождала его и в сне; когда ему приснилось, как он снова принялся за свою работу и отчаявшись в своих силах, вдруг, пред ним явился дьявол, схватил его скрипку и сыграл столь желанную сонату с невыразимым изяществом. Он проснулся с порывом радости, и сразу же записал по памяти последний услышанный отрывок.

Я без сопротивления принимаю, что Тартини мог сочинить таким образом великолепную сонату. Что же до литературных работ, сделанных во сне, то я думаю, что высокая оценка, которую им иногда придают по пробуждении, главным образом обусловлена несовершенными воспоминаниям, и я приведу немного позже, в части практических наблюдений, некоторые примеры в поддержку этого мнения.

Ещё один странный факт поведал нам автор статьи «Грёзы». Имея возможность прощупать пульс одного спящего, чьё лицо выражало эмоции, причинённые страшным кошмаром, он нашёл его пульс в норме. Наблюдение, которое показывает о степени изоляции и независимости, которую иногда может в сновидении обрести наш ум.

До сих пор Моро (де ла Сарт) касался, главным образом, исследования материальных или душевных причин, способных осуществлять на наши сновидения более или менее проверяемое воздействие. Затем он рассматривает вопрос о влиянии, которое наши сновидения могут, в свой черёд, оказывать на наш физический организм. Согласно ему, многократное повторение определённых сновидений, очень ярких и волнующих, может привести к душевным заболеваниям.

«Телесные ощущения, определённые слишком связные и слишком сложные движения, реалистичность которых кажется очевидной в большинстве сновидений, являются не менее иллюзорными, чем образы, представления, идеи, чувства, следствием которых они кажутся.

Однако, некоторые болезненные или приятные ощущения являются настоящими переживаниями при развитии многих сновидений и, чтобы это доказать, достаточно вспомнить, что происходит в сладострастных сновидениях.

Что касается поступков, более сложных движений, которые иногда исполняются в сновидениях, то примеры их можно найти не только у сомнамбулов, но и у жестикулирующих людей, которые кричат во сне или поют, разговаривают, и пересказывают отрывки прозы или стихов, о которых у них куда более слабые и менее точные воспоминания в бодрствовании».

Что касается сладострастных сновидений, как называет их наш автор, то я немного позже установлю некоторые точные отличия. Что до фактов сомнамбулизма, то они не входят в рамки этой работы, чтобы останавливаться на них особо.

§ 7. О развитии, протекании и сюжете различных видов сновидений.

Автор излагает здесь общие соображения, которые он относит к анализу человеческого мышления. Теперь он переходит к «исследованию того, как развиваются сновидения, какова их обычная ткань, привычная глубина, и как во многих случаях их можно соотнести с определёнными точками и с определёнными причинами».

Некоторые сновидения настолько короткие, настолько мимолётные, протекают с такой быстротой, что тщетно пытаться, как считает автор, следовать за их ходом, за последовательностью идей или