Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

этого мнения, которое разделяю и я, и заканчивает рассуждениями, которые мне кажутся отнюдь не устаревшими:

«Магнетический сомнамбулизм [вызванный гипнозом], если избавить его от всего того чудесного, что часто ему приписывают очевидцы этого исключительного явления, сведётся к экстатичной или каталептической сонливости: только он не проявляется стихийно, но настаёт при определённых условиях и приводится в действие третьим лицом, посредством силы его нервной системы в частности или всего его организма.

В этой ситуации, которая, по-видимому, может быть спровоцирована лишь у малого числа людей, к тому же, особого склада, мозг находиться, как и при сомнамбулизме и в куда большей степени, чем во время естественного сна, в полной изоляции от внешних объектов.

Последовательность, сочетание идей оказывается заметно изменённой и более активизированной сосредоточенным состоянием возбуждения и экзальтации головного мозга. Люди, помещённые в подобную ситуацию, вдруг приобретают своего рода ясновидение или интуицию относительно своих болезней, и могут гораздо быстрее, чем во время бодрствования прийти к некоторым познаниям, которые относятся к их настоящему положению, как телесному, так и душевному».

Это последнее суждение кажется мне совершенно справедливым. Таков, по-моему, секрет большинства получудесных фактов, которые связаны с естественным или искусственным [те. гипнотическим] сомнамбулизмом. Связь, которая устанавливается между спящим и бодрствующим позволяет объединить ведомое и обдуманное направление одного к крайней сосредоточенной ясности другого. Одновременно, это приводит к исследовательской логике и тонкости восприятий, которыми никогда не обладали одновременно ни спящий человек, ни бодрствующий. Отсюда — чрезвычайная проницательность, как для открытия мест и природы некоторых внутренних недугов, ещё неощутимых в состоянии бодрствования, так и для предвидения, благодаря индуктивному мышлению и с помощью инстинктивных рассуждений величайшей точности определённых будущих событий, которые уже существуют так сказать в зародыше, и чьё свершение будет всего лишь развитием ряда следующих друг за другом фактов. Но с патологической точки зрения, чтобы это ясновидение было рациональным и заслуживающим доверия, спящий [сомнамбул] должен обращать свой взор на свой собственный организм, а не на организм другого; поэтому к ясновидению последнего случая я не питаю ни малейшего доверия. Впрочем, я не буду заниматься обсуждением этого рода фактов; это вывело бы меня за пределы области моих личных наблюдений, в которых я желаю оставаться.

Немного выше мы видели, что Моро пытается выделить галлюцинации в отдельное явление. Галлюцинации, которые он приписывает каталептичным, вызывают у него идею нового психологического разделения. Я же, который не будет исследовать эти аномальные состояния с точки зрения их патологических причин, буду употреблять слово галлюцинация только в смысле любой иллюзии, которая не проистекает из естественного сна; я лишь замечу, что это явление ничем не отличается по своим результатам от обычного сновидения, если под ним понимать представление взору ума объектов, которыми занимается мышление, когда имеется полная изоляция от внешнего мира. Различие между галлюцинацией и сновидением могло бы существовать в физических условиях, которые обуславливают видение, но совсем не в характере этого видения, как такового. Чем бы ни был естественный сон, который, через онемение тела, заставляет нас потерять чувство окружающей реальности и позволяет уму сосредотачиваться на какой-то идее со всей своей воображательной силою, или же тот же эффект будет вызван каким-нибудь материальным возмущением в нашем организме, конечный результат будет таким же. Необходимо упразднение любого света извне, чтобы картины волшебного фонаря [проекционного аппарата] проявились чёткими и цветными на экране, на который проецируется их образ; но выполняется ли это условие возвращением ночи, или же плотным закрытием штор в ясный день — характер явления от этого отнюдь не меняется.

Эскироль не колеблясь пишет: «Мнимые ощущения галлюцинирующих являются образами их идей, воспроизводимых памятью, сопровождающихся воображением и персонифицирующихся привычкой. Тогда человек сновидит наяву».

Таково мнение и Рубо-Люса и Фодере.

Итак, мы переходим к современникам, пройтись по всем писаниям которых я совсем не претендую, поскольку в них редко встречаются новые идеи, главным образом с точки зрения рационального анализа феноменов сновидения. Мэн де Биран оппонирует Жуффрою. Г-н Лелу пытается держать равновесие между этими двумя авторами. Раттьер излагает почти такие же идеи как и Дугалд-Стюарт, оспаривая мнение об остановке внимания, исповедуемое Моро (де ла Сартом), против которого он приводит такой аргумент:

«Сон не останавливает деятельность души, но лишь власть воли как на телесные органы, так и на порядок и ход наших мыслей; ум сохраняет лишь способность обращать своё внимание на последовательности идей или понятий, которые в нём протекают, поскольку иначе было бы невозможно объяснить, как душа во время сновидения запоминает свои сновидения, так как хорошо известно, что мы вспоминаем и можем вспомнить только то, что было целью нашего внимания»[51].

И своей «Физиологии человека» д-р Аделон допускает возможность сна без сновидений, как и многие из его предшественников; но сила истины такова, что логика приводит его к противоречию самому себе по этому такому важному и спорному вопросу, когда он пишет: «В зависимости от глубины сна, человек сохраняет или нет память на свои сновидения».

Противоречить этому будет также и Бриер де Буамон, который, в согласии с Жуффроем, приходит к таким строгим выводам: «Возражали против сновидения, справедливо называемого отдыхом ума, что его часто не бывает и что многие пробуждаются без сновидений. Это возражение не имеет оснований. Один решительный опыт не оставляет ни единого сомнения на этот счёт. Если бы вы были окружены спящими людьми, и если бы сон не смог приблизиться к вашим векам, то вы были бы свидетелем телодвижений, слов, действий, которые являются такими показателями сновидений, что будет достаточно напомнить их тем, кто якобы ничего не видели во сне, чтобы поставить их в колею воспоминания сновидения. Это забвение сновидения после сна не более необычно, чем то, что имеет место в бодрственном состоянии, когда человек к концу дня не вспомнит и сотой части тех мыслей, которые у него были»[52].

Доктор Аделон со своей стороны ниспровергает мнение тех, кто отрицают действие воли во время сна. Опираясь на опыт Кондиллака, он говорит: «Иногда во время сна осуществляется настоящая умственная работа, которой, кажется, управляет воля. Часто внезапно с лёгкостью разрешают трудности памяти, рассуждения, воображения, которые не могли победить во время бодрствования. Человек удивлён ясностью своих идей и лёгкостью, с какой он их тогда выражает. Нет сомнений, что это происходит от того, что деятельность ума полностью сосредоточена на одну цель, и не отвлечена никаким другим действием».

Такое же отсутствие отвлечения, такая же сосредоточенность жизненных сил, в то время когда действия бодрствования остановлены, приводит к экзальтации всех эмоций чувственного